* * *
Штабс-капитан Глебов не смог забыть таинственную посетительницу. Что, в общем, неудивительно. Ему не давала покоя мысль, что, возможно, не стоило ее генералу принимать. Хотя ежели бы это была проверка… было же ведь рекомендательное письмо, пусть и «затерялось» где-то в канцелярии. Запись о нем всегда можно сделать в книге. Тем более что в его обязанности входит сугубо регистрация этих бумаг, а вовсе не их хранение.
Да какая проверка-то?! Красивая женщина пришла на прием к его превосходительству. Мало ли с какой целью… Это все проклятая рефлексия! Уже все сделано, и точка. Так нет, теперь он, боевой офицер, пытается понять, стоило это делать или нет… Когда генерала собой прикрыл — не раздумывал, когда за сестрой в горящий дом бросился — не раздумывал, а теперь вот прикидывает, хорошо поступил или дурно.
Хотя — чего уж греха таить — прошлая его служба не чета нынешней. Там-то головой рисковал оттого, что, кроме головы, и не было ничего ценного. А нынче жизнь иная: достаток некоторый образовался, и нет желания отказываться от него. И генерал молчит, и за молчание платит. Значит, все хорошо и правильно.
Но все же интересно, кто сия незнакомка. Пусть она не сделала ни единого шага лишнего, не сказала ни слова сверх необходимого, но Глебов был уверен, что не просто дама из высшего света появилась на пороге приемной.
— Уж слишком уверенно она себя вела… Наверняка ни у отца дозволения не спрашивает, ни у мужа… Да и не похоже, что сей муж имеется. Разве что был когда-то. Только дама на вдову похожа еще менее, чем я на гимназистку. Должно быть, с такой женщиной никогда мне не познакомиться — а жаль. Уж перед ней-то не пришлось бы пыжиться изо всех сил, изображая бесстрашие и решительность. Уж при ней можно было бы и слабость показать, и не постесняться поморщиться, когда раны о себе напоминают.
Штабс-капитан Глебов, по пашпорту Алексей Алексеевич, вовсе не был рыцарем без страха и упрека. Не был он и живым воплощением мужественности. Обычный человек, временами нерешительный, временами мнительный, временами просто осторожный. И мечтал он о том, что его спутницей жизни будет не милая слабая кисейная барышня, видящая в супруге древнеримского воина и мечтающая спрятаться от всех бед за его широкой спиной. Напротив — он желал, чтобы его супруга была ему другом, равным ему человеком; чтобы при ней можно было быть самим собой, не задумываясь о том, как он выглядит да что о нем подумают.
Пусть эта женщина будет не из высоких сословий, да разве это важно… Пусть она только его понимает и не требует неисполнимого. Ради такой, спокойной и нетребовательной, можно и в самом деле горы свернуть. И не для того чтобы героизм продемонстрировать, а просто потому что хочется ее побаловать, порадовать, удивить.
Излишне говорить, что такие дамы штабс-капитану Глебову не попадались. Но он лелеял надежду, что не попадались лишь до сего мига, а впереди его ждет встреча с такой, не похожей на всех, единственной в своем роде. Он сможет доказать, что достоин стать ее избранником.
Ранее все попытки найти такую неповторимую, единственную ни к чему не приводили. Разве что в госпитале повстречалась сестра милосердия. Почти такая, какой представлялась ему избранница. Глафира Сергеевна была внимательна, терпелива и усердна. Однако Алексей не стал предпринимать сразу решительных шагов. И, как оказалось, поступил разумно: выяснилось, что Глафира — сестра госпитального хирурга. Разумеется, для настоящего чувства это бы не стало преградой. Хуже было другое — она вдовела. И, как рассказывали, дала себе зарок больше ни на одного мужчину не смотреть.
Возможно, пожелай Алексей, все бы сложилось. Однако после ранения сил было не так много. Не столько, во всяком случае, чтобы на завоевание чьего-то сердца их тратить.
А вот ради давешней-то посетительницы не грех было бы и поднатужиться. Да вот только где ж ее теперь найдешь? Разве что дождаться, когда она еще раз в присутствие явится. И попытаться познакомиться…
— Эх, Алексей… — вздохнул штабс-капитан уже в голос. — Попытаться-то можно. Да попытка сия тщетной наверняка окажется.
Размышлял Алексей о дамах и судьбе, сидя в кресле своей далеко не бедной холостяцкой квартиры. Горели дрова в камине, дымилась сигара, бокал на высокой ножке был полон густого терпкого вина.
Он уже почти уснул, когда услышал, что через почтовый ящик на двери упало на пол письмо. Сна как не бывало, вместо него какой-то холодок пробежал по позвоночнику. Алексей еще раз повторил себе, что бояться ему в сущности нечего: со службы пока никто просить не собирается (да и уведомления об увольнении в почтовый ящик не бросают), хорошего жалованья и чина не лишают, здоровье, к счастью, никто отобрать не в силах. А больше-то у него ничего и нет…
Алексей вышел в коридор, поднял с пола письмо и распечатал его тут же, под яркой лампой. Простой, без изысков конверт, в котором доставляют письма хоть в соседний дом, хоть на другой конец света. Сиреневатая бумага, но тоже без каких-либо рисунков, знаков. Только веяло от нее тем самым свежим горьковатым ароматом, какой остался в приемной после визита незнакомки под густой вуалью.
Пальцы Алексея дрогнули, но письмо распечатали.
Штабс-капитана Алексея Глебова приглашают завтра после восьмого часа в доходный дом Капельникова, что на Невском проспекте. Незнакомая, но питающая к Вам искренний интерес особа намерена сделать предложение личного свойства.
Неразборчивая витиеватая подпись украшала правый нижний уголок записки.
— Однако же… — только в эти слова и мог облечь свое изумление штабс-капитан Глебов.
* * *
А в том самом доходном доме Капельникова, что смотрел на Невский проспект, ранним утром были слышны два женских голоса: грудное контральто явно принадлежало даме вполне зрелой, а нежное меццо-сопрано — той, что помоложе, хотя уже не девчонке.
— …после год лежал в госпитале, — звучало меццо-сопрано. — Потом вернулся в столицу, однако в войска командирован не был из-за ранения. Был приглашен генералом, которого от пули заслонил, в адъютанты. Приглашение принял. Более года службу несет исправно. За особые, скажу осторожно, знания и умение молчать генералом неоднократно поощряем. Жалованьем и, особенно, помощью генерала доволен. Холост, на девиц легкого поведения внимания не обращает…
— Воистину ангел, а не мужчина, — заметило контральто.
— Ну что вы, душенька, обычный человек. Хозяин дома, где он квартиру снимает, сказывал, что просто ленив донельзя, считает каждый шаг и не торопится бросаться на подвиги.
— Рана, поди, не из простых была… — Ольга пригубила кофе.
— Должно быть, — согласилась Поленька. — Сегодня после восьмого часа, думаю, появится. Однако, душенька, зачем он вам?
Ольга обожала утренние беседы с падчерицей. Тепло дома, уют любимого кресла и такая привычная домашняя одежда — все это освобождало разум, давало возможность сосредоточиться на предмете беседы. А Поленька, несмотря на некоторое тщедушие и простоватое личико, имела прекрасно организованный разум. Должно быть, в будущем и ее саму, баронессу, позади оставит.
