Игорю стало грустно, и он неторопливо побрел по тротуару в сторону своей машины, припаркованной в паре сотен метров от здания фабрики. Он нащупал в кармане брелок и, когда до машины оставалось шагов десять, нажал кнопку. «Камри» с веселым писком подмигнула ему в ответ. А затем стало темно. Точнее, сначала стало темно, а затем стало больно. Кто-то, незаметно подкравшийся сзади, накинул Журбину на голову мешок из плотной материи, начисто лишивший его возможности хоть что-нибудь видеть, а затем этот кто-то, а быть может, его напарник от души врезал Игорю в солнечное сплетение. Журбин охнул и скрючился, прижимая к животу ладони. Следующий удар пришелся ему прямо в затылок. После этого удара, такого же сильного, как и первый, мешок был уже не нужен. Журбин и так не мог ничего видеть. Он потерял сознание.
Когда сознание наконец вернулось, мешок был по-прежнему на голове, а сам Игорь лежал на полу какого-то фургона. Во всяком случае, это явно была машина, причем достаточно просторная для того, чтобы на ее полу можно было лежать. И эта машина куда-то ехала. А еще в этой машине кроме него и водителя явно были люди, и настроены эти люди были весьма агрессивно.
— Ты зачем фабрику поджег, урод? — Сильный тычок, скорее всего, ногой в бок сопроводил вопрос.
— Это не я, — только и успел простонать Журбин, как его почти одновременно ударили сразу несколько раз. Очевидно, что били его двое или даже трое.
— Ты что там бормочешь? Еще раз спрашиваю, зачем поджог фабрику? Отомстить хотел?
— Я клянусь, — Журбин от страха заплакал, — это не я, я не мог.
На него вновь посыпались удары. Один из избивающих его людей ударил Игоря в пах, и он, поджав колени, завыл.
— Не скули, гнида, — удары на время прекратились, — либо говоришь как есть, либо забьем до смерти.
— Я скажу, я все скажу, — заторопился Журбин, — не бейте больше.
— Вот и славненько, — подобрел голос, — рассказывай все подробно.
— Вы знаете, когда начался пожар? Вы знаете время? Кто-нибудь знает время возгорания?
— В шесть тридцать две прошел вызов на пожарку, я точно знаю, — отозвался невидимый голос, но не тот, который звучал до этого.
— Вот, в шесть тридцать две, — снова заторопился Журбин, опасаясь новых ударов, — в шесть вечера я уже был в «Бирхаусе», посмотрите там камеры. Там же есть камеры! — выкрикнул он с отчаянием.
— Не ори, тварь. — Тот, кто разговаривал с ним с самого начала, вновь ударил Журбина ногой, но уже не так сильно, как прежде.
— И потом, я же ехал туда на такси. Меня вез таксист из дома, из Савватеевки. Можно же проверить через диспетчерскую. Проверьте. Меня не было, меня там не было, это не я. Не я, поверьте мне. — Слова так торопливо вылетали из горла, словно могли защитить от новых ударов.
— Не было, говоришь, — задумчиво протянул голос и поинтересовался у кого-то: — Все записал?
— Записал, конечно, — ответил молчавший до этого третий, — что делать с этим ушлепком будем?
— Сейчас с шефом переговорю, решим. Останови здесь, — приказал первый голос водителю.
Машина остановилась. Журбин услышал, как отъехала в сторону, а затем захлопнулась сдвижная дверь. Через пару минут эти же звуки повторились. Очевидно, получив инструкции, мужчина вернулся в машину.
— Ну что, Игорек, ничего нам больше поведать не хочешь? — ехидно поинтересовался невидимый собеседник. — Последний шанс тебе даю правду сказать.
— Я же вам все объяснил, — Игорь понял, что ему не поверили, — вы же можете во всем убедиться, вы же можете все сами проверить.
Удар в лицо заставил его замолчать. Сквозь гул в голове он с трудом разобрал слова:
— Скотч давай. И обмотайте его покрепче, чтоб дергаться не мог.
— Может, к нему что тяжелое привязать?
— Замотай покрепче, и все, этого будет достаточно.
«Достаточно для чего? — с ужасом подумал Журбин. — Неужели утопят?»
Гул в голове усилился, и Игорь вновь потерял сознание.
— Здравствуйте!
Жизнерадостный голос вывел дежурного лейтенанта на проходной областного управления внутренних дел из состояния послеобеденной дремы. Со стороны казалось, что дежурный, опустив голову, изучает какие-то документы, но на самом деле он по привычке, выработанной за годы несения службы, дремал, сохраняя сосредоточенное выражение лица. Открыв глаза, он с утомленным видом медленно сфокусировался на посетительнице — крупной женщине средних лет, одетой в яркое цветастое платье, обтягивающее ее пышную фигуру. Дежурный любил пышные формы, поэтому ответил несколько доброжелательнее, чем обычно:
— Что ж вы так орете, женщина? Я вас слышу.
— Слышишь, это хорошо, что слышишь, — обрадовалась тетка, — там вам посылку привезли, сходите заберите кто-нибудь.
— Какую посылку? — нахмурился дежурный. — На чье имя? Где она?
— На чье имя, родной, я не в курсе, — фыркнула женщина, — ты окорочка-то свои подними да сам сходи глянь. Как выйдешь на крыльцо, направо. Метров сто пройдешь, увидишь.
Дежурный машинально бросил взгляд на мониторы видеонаблюдения. Камеры, контролирующие фасад здания, ничего интересного не показывали.
— Ну ты долго сидеть будешь, тебя что, клеем к стулу приклеили? — возмутилась женщина. — Там же человек лежит.
— Какой человек? Что вы несете? Пьяный, что ли? Вы хоть понимаете, куда пришли? Это областное управление! Мы пьяными не занимаемся, — дал волю своим эмоциям полицейский.
— Сам ты пьяный, — обиделась посетительница, — я что-то не видела пьяных, в мешок упакованных. Вот мертвый, это похоже. Ну тебя, дурака, — махнула она рукой, — пусть лежит, мне что, больше всех надо?
Она добавила еще несколько нелестных выражений как в адрес персонально дежурного, так и всей полиции вместе взятой, но лейтенант их расслышать не смог, так как дама повернулась к нему спиной и направилась к выходу. Проводив ее неприязненным взглядом, который уже не могли смягчить даже округлые, покачивающиеся при каждом шаге бедра вздорной тетки, он потянулся к рации.
Двое полицейских осторожно подступили к здоровенному свертку, лежащему в сотне метров от здания УВД. Сверток лежал недалеко от автобусной остановки на газоне, прикрытый с одной сторону разросшимися кустами черемухи. По очертаниям свертка, туго перемотанного широким скотчем, было похоже, что это завернутое в мешок тело.
— Трупак, похоже, — пробормотал один из полицейских, — надо группу вызывать.
— Чего-то написано на нем, — отозвался второй и, присев на корточки возле тела, прочитал надпись, сделанную фломастером, на примотанном к свертку тетрадном листе: — «Это я сжег фабрику». Ничего себе, слышишь, — он обернулся к напарнику, — сжег, а потом расстроился и сознаться решил.
— Ага, а по дороге помер, — загоготал сержант, — и в мешок закатился.
