Журбин непонимающе посмотрел на майора и пожал плечами:
— Откуда я могу знать, вы же здесь раньше меня, наверное, оказались, вы лучше все знаете.
— Ясно, — кивнул майор и еще раз улыбнулся. — Мы с вами тогда попозже пообщаемся, когда это все, — он обвел взглядом полыхающие здания, — закончится.
— Вы лучше со своими коллегами пообщайтесь, — зло сплюнул Журбин, — они же не тушат. Зачем они крышу вскрывали, если у них напора воды нет? Они же все уничтожили!
Майор сделал осторожный шаг назад.
— У них есть свой командир, он определяет порядок тушения. Если вы считаете, что они действуют неправильно, то имеете право обратиться в прокуратуру.
Журбин обреченно махнул рукой и отвернулся. Говорить было не о чем. Говорить уже было поздно. К утру фабрика выгорела полностью. Но для Журбина неприятности только начинались. Спустя две недели после пожара было получено заключение пожарного надзора о том, что возгорание произошло по причине несоответствия вводного кабеля подключенным мощностям, а также наличия горючих материалов фасада здания в непосредственной близости от силового кабеля.
Страховая компания, получив заключение, отказалась выплачивать компенсацию обувному холдингу, и разъяренный Белоусов лично прибыл в Задольск, чтобы на месте разобраться, что именно произошло.
Он долго бродил среди пепелища. Потери были огромны. Предстоящий ремонт здания только по приблизительным оценкам мог потянуть на сотни миллионов рублей, и это не считая стоимости нового оборудования, которое теперь предстояло купить. Все заказы были в срочном порядке переведены на две оставшиеся фабрики, которые начали работать в круглосуточном режиме, но все равно не успевали.
Журбин и еще несколько сопровождающих неотступно следовали за владельцем холдинга. Вернувшись наконец во двор, Белоусов взглянул на свои измазанные в саже ботинки и чертыхнулся, словно их вид расстроил его больше, чем сгоревшее здание.
— Я читал заключение пожарных, — он поманил к себе Игоря, — не пойму, чего там у вас с кабелем вышло?
— Так сайдингом еще семь лет назад здание обшили, еще до меня, — попытался оправдаться Журбин.
— Сайдинг ладно, не в нем дело, — поморщился Белоусов, — почему кабель воспламенился, что за нагрузка на нем была? У тебя ведь это здание полупустое стояло, я помню.
— Так мы его Михееву сдали, под обувное производство.
Журбин чувствовал, как с каждым словом у его ног раскрывается бездонная пропасть, и остается сделать совсем небольшой шаг, чтобы провалиться в нее.
— Михееву, значит… — Белоусов задумчиво потер подбородок. — Чего же он там, засранец, наподключал такого, что кабель не выдержал?
Журбин счел за лучшее промолчать.
— Вот что, — продолжил Николай Анатольевич, — в юридическую службу мне скинешь договор по аренде с Михеевым, у меня там девочки умные сидят, они посмотрят, может, мы сможем ему какие-то претензии предъявить.
— Так ведь, наверное, сгорело все, — выдавил из себя Игорь.
— Да ладно, в бухгалтерии дверь железная, должно было уцелеть, — возразил Белоусов, — да и если сгорело, у Михеева копию договора запросишь. Он ведь не здесь договор хранил, я так думаю, в головном офисе.
— Я понял, пришлю.
Игорь почувствовал, что шаг в пропасть уже сделан и выбраться из нее вряд ли возможно.
Вернувшись домой, он поцеловал жену, ласково погладил ее округлившийся животик и, отказавшись от ужина, вышел во двор. Было темно и достаточно холодно. Побродив несколько минут по выложенным плиткой дорожкам, Игорь понял, что придумать внятное объяснение для Белоусова вряд ли получится. В кабинете бухгалтерии, где хранилась касса и велась основная документация, действительно стояла прочная железная дверь, и все документы остались целы, только сильно вымокли от воды, которой нещадно проливали пылающие чердачные балки. А вот кабинету Журбина повезло гораздо меньше. Огонь, спустившийся с чердака по техническим проемам, выжег сначала деревянную дверь в приемную, а затем легко расправился с тонкой преградой, закрывающей путь в директорский кабинет. Когда Журбин смог попасть к себе на следующий день после пожара, он увидел лишь обгоревшие остатки мебели да кучи пепла там, где хранились документы. В том числе документы, подтверждающие расходование средств на ремонт крыши главного здания. Почувствовав, что совсем замерз, Журбин вернулся в дом, выпил рюмку водки и сел ужинать.
Спустя неделю после приезда Белоусова Журбин подал заявление на увольнение. К его удивлению, расчет он получил полностью, включая накопившиеся отпускные. Несколько дней он отсыпался дома в тщетной надежде, что для него вся эта история с пожаром наконец закончилась. Однако на пятый день отдыха ему позвонил начальник службы безопасности холдинга Герман Гуревич и пригласил на встречу во Владимир, подчеркнув, что в интересах Журбина от встречи не уклоняться. Когда Игорь приехал, в кабинете начальника службы безопасности кроме самого Гуревича находились еще финансовый директор холдинга Герасимов и Никитина. Разговор с самого начала не заладился. Гуревич, работавший когда-то в полиции, вел себя агрессивно, Герасимов и Никитина долгое время только слушали. По лицу Никитиной было понятно, что она с радостью бы покинула их общество, но такой возможности у нее не было.
— Ну хорошо, Игорь Иванович, — словно нехотя вступил в разговор Герасимов, — вы утверждаете, что потратили все полученные от предприятия Михеева средства на капитальный ремонт. Может быть, это и так, — он похлопал по руке уже собирающегося что-то возразить Гуревича, — хотя даже если это так, то все равно налицо факт, что деньги от Михеева вы получали незаконно и тратили их по своему собственному усмотрению, а не по распоряжению своего работодателя.
— Но в его интересах, — подчеркнул Журбин.
— Возможно, молодой человек, — кивнул Михеев, — возможно. Но в таком случае хотелось бы видеть документы, подтверждающие ваши слова. Вы свои расходы можете подтвердить документально?
— Нет, не могу, — признался Журбин, — все документы были в моем кабинете и сгорели во время пожара.
— Чего и следовало ожидать, — фыркнул Гуревич.
Журбин проигнорировал его и продолжил:
— Но была смета, и я утверждал ее у Ольги Вадимовны.
— Вот только не надо меня вмешивать в ваши дела, — Никитина покраснела от возмущения, — я была уверена, что это предварительные расчеты, с которыми вы хотите пойти к Николаю Анатольевичу. Все, что я могла сделать, это со своей стороны поддержать вас. А то, что вы провернули с Михеевым, у меня даже в голове не укладывается.
Ошеломленный Журбин не знал, что возразить. Доказать, что Никитина лжет, он не мог, еще хуже было то, что он не мог доказать, что сам говорит правду.
— Но ведь все видели, что крышу чинили, — растерянно пробормотал он, обращаясь к Герасимову.
— Все видели, что какие-то работы велись, — возразил Валерий Петрович, — но в каких объемах, этого не может сказать никто, а теперь, после пожара, это даже невозможно установить комиссионно. Все очень печально, молодой человек. Мне кажется, все гораздо хуже, чем вы себе это представляете.
