Как сработают подобные асоциальные особенности организации мозга в этом случае? Оказывается, что эффект может быть даже лучше, нежели у тех лиц, которые жаждут обнимашек, социальной поддержки и прочих телячьих нежностей.
Как выяснили в нейропсихологической лаборатории уже упомянутого мною Ричарда Дэвидсона, внимание человека к деталям ситуации может существенно искажаться, если он слишком эмоционально воспринимает происходящее.
Поэтому люди, которые не испытывают социальных влияний и связанных с ними эмоций, зачастую оказываются весьма эффективны в построении продуктивных – под конкретную задачу – социальных отношений.
Они способны быть «социальными», но не потому, что их ведёт социальный инстинкт, а потому что они относятся к этим отношениям как к сложной шахматной партии.
Так что даже если нейрофизиологические механизмы социальности молчат в мозгу человека, как в той самой могиле, крест на его социальном успехе ставить рано.
Результатов в социальной игре он добьётся не «по наитию», а с помощью рационального просчёта соответствующих ситуаций, учитывая большое количество фактов о других людях – их поведении, интересах, слабых местах и т. д.
Так что если вы встречаете человека, который прекрасно с вами общается, вовремя говорит нужные слова, адекватно реагирует на ваши высказывания, это еще не значит, что перед вами человек с хорошей «естественной социальностью» и выраженным «социальным инстинктом».
Вполне возможно, что вы имеете дело с человеком, который употребил весь свой мощный интеллект на то, чтобы просчитать возможные «ходы» в рамках вашего общения. Он учёл «последствия» этих «ходов» и саму ситуацию «на доске», просчитал её и нашёл решения, о существовании которых вы, возможно, даже не подозреваете.
Кстати, интеллектуальный аппарат у людей с такими нейрофизиологическими особенностями, действительно, может быть выдающимся. Им ведь общение с другими людьми не давалось само собой, им постоянно приходилось тренировать навыки реконструкции социальных ситуаций и других людей.
Там, где другие дети схватывали происходящее в межличностном взаимодействии инстинктивно, на «интуитивном», так сказать, уровне, обладателю такого нейрофизиологического аппарата приходилось долго кумекать, составляя бесконечные дважды-два одно с другим.
Но потраченные силы могут окупиться сторицей, если, конечно, у человека есть какие-то важные для него цели и задачи.
Склонность к объятьям (или, наоборот, отсутствие соответствующей склонности проявляется у детей уже в очень раннем возрасте.
Кто-то так и льнёт к старшим, мечтает об объятиях, просит, чтобы его погладили и зацеловали. А кому-то это совершенно безразлично и он тут же, едва попадет в чьи-то объятья, вырывается и бежит прочь, оставив незадачливого взрослого, попытавшегося его загрумить, в лёгком недоумении.
Теперь представьте, что один субъект с детства хочет чувствовать тепло другого человека, ощущать его объятья, поэтому ему важно, чтобы у «значимого другого» было хорошее настроение, чтобы он с теплом к нему относился, был к нему расположен. А другому ребёнку это совершенно не важно, а может быть, даже неприятно, что его обнимают и тискают.
Понятно, что ребёнок, заинтересованный в том, чтобы его обнимали и гладили, будет учиться угадывать чувства и желания «значимых других». Потребность в эндорфине и окситоцине будет побуждать его подстраиваться под других людей, производить на них хорошее впечатление, заслуживать их внимание и похвалу.
Как вам кажется, насколько социальным окажется такой малыш, когда вырастет? Насколько он будет нуждаться в создании доброжелательной атмосферы поддержки, принятия и т. д.? Насколько он будет эмпатичен и сострадателен? Насколько хорошо он научится понимать других людей и осознавать их мотивы?
Вполне естественно, что он вырастет весьма социально-ориентированным человеком. Сам нуждаясь в социальных связях, он будет многое делать для формирования долгосрочных и доверительных отношений с другими людьми. Мечтая о том, чтобы в его «социальной группе» воцарилось всеобщее взаимопонимание, он и сам приложит к этому немало сил.
Но тут бы я, в очередной раз, предложил не слишком обольщаться: не надо питать иллюзий – только высокий социальный статус (проще говоря, власть) позволяет человеку получать всё это «добро и благо» в неограниченных количествах.
Вовсе не «за красивые глаза» другие люди оказывают нам поддержку, демонстрируют нам уважение и признание, доброжелательны к нам, проявляют эмпатию и внимание.
Они дают нам все эти «прелести», желая получить в ответ наше расположение, а наше расположение нужно им только в том случае, если оно само по себе в этом социуме чего-то стоит.
Что-то, конечно, из списка этого «богатства» можно получить и просто «за красивые глаза». Но ненадолго – поматросят, так сказать, и бросят. А какую обезьяну другие будут стремиться вычесать в любом случае, а не только в целях удовлетворения сексуальной потребности?
Правильно, ту, что располагается выше по иерархической лестнице, обладает большим влиянием и властью. Так что, хоть субъект с выраженным социальным инстинктом и представляется внешне «милым и пушистым», лучше не забывать, что он может оказаться весьма и весьма крепким орешком.
Мозг такого «социального животного» всегда нацелен на вершину социальной пирамиды: ему нужно «наверх», чтобы все его грумили. Вот почему такой тип пытается всё и всех организовать под себя, заставить (не мытьём, так катаньем) всех плясать, так сказать, под свою дудку.
Впрочем, он хочет большего: ему важно, чтобы другие не просто делали то, что ему нужно, а хотели (то есть испытывали желание) играть в эту его игру. Вот почему он не пытается физически принуждать их к согласию со своими правилами, он ищет способы побудить участников «добровольно» вовлечься в его игру.
Сказанное не отменяет, впрочем, того факта, что это именно его пьеса (и ему это важно), а остальные участники взаимодействия находятся, таким образом, «снизу» (относительно его «верха»).
В этом, впрочем, вся суть «лидерства»: оно возможно лишь по взаимному согласию, но не работает без «манипуляций» со стороны лидера.
Что ж, «не лидерам» остаётся утешаться лишь тем, что эти «манипуляции» лидеров ведут к взаимной выгоде всех участников взаимодействия. И это, в каком-то смысле, «лидера» морально оправдывает.
С другой стороны, о какой морали мы можем говорить, если рассуждаем с точки зрения фундаментальных нейрофизиологических процессов, а также притязаний эволюции на успех конкретного биологического вида, которому такая социальность очевидно способствует?
Что ж, а теперь контрольный, так сказать, вопрос: захочет ли человек, обладающий подобным психотипом, стать «Авраамом Линкольном» (ну или кем-то ещё в этом роде)?
Вне всяких сомнений! Так что перед нами классический пёрлзовский «невротик», нуждающийся в любви, социальной поддержке и уважении.
