Как я уже говорил, особенностью этого типа мышления является способность создавать причудливые ассоциативные ряды при сохранении общей формально-логической структуры.
Слова (понятия) не имеют для «конструкторов» столь жёсткой связи с реальностью, как, например, у тех же «центристов», поэтому «конструкторы» могут легко увидеть сходство там, где другому и в голову не придет.
«Конструктор» способен объединять, соотносить и совместно продумывать совершенно, казалось бы, отдельно стоящие друг от друга идеи и структуры.
Таким образом, они способны создавать неожиданные точки входа при анализе различных ситуаций. Груз реальности словно бы не давит на них, когда они пускаются в свои размышления.
Задумайтесь над этой шутливой фразой Людвига Витгенштейна: «Сейчас на Солнце полдень». В ней и совершенно неожиданная игра со словом, и абсолютно оригинальный вход в представления о Солнечной системе – мы обычно смотрим на неё с Земли, на которой и находимся, а он думает о ней с позиции Солнца.
• Наконец, в-третьих, строгость, в которой «конструкторы» (все как один!) видят невероятную «Красоту».
Блистательный математик Анри Пуанкаре пишет в статье о математическом творчестве, что мы способны подсознательно усматривать в своём мышлении «красивые решения».
Бертран Рассел, автор выдающейся работы «Основания математики», писал: «Математика, если правильно на неё посмотреть, несёт не только правду, но и высшую красоту».
И таких примеров бесконечное множество.
Если же отбросить всякую лирику и думать об этом нейрофизиологически, то ощущение красоты связано для нас с чувством безопасности. Грубо говоря, нам кажется красивым то, что вызывает у нас чувство безопасности, защищённости, чего-то знакомого и понятного.
«Конструкторы» исходят в своих умозаключениях не из эссенциальной сущности, а из логической строгости собственных интеллектуальных конструкций.
Строгость, чёткость, взаимосвязанность, структурность, контролируемость, взаимооднозначность и т. д., и т. п. создают у «конструкторов» ощущение, что их хрупкий, на самом-то деле, мир абсолютно фундаментален, что он имеет безусловное основание.
С другой стороны, как только что-то в их мире перестаёт «биться друг с другом», обнаруживается какая-то прореха, неопределённость, неясность, «конструкторы» могут впасть в самую настоящую панику, совершенно непонятную окружающим.
Однако же, как только стабильность системы будет восстановлена, они снова увидят «Красоту», а точнее – почувствуют себя в своеобразной безопасности.
Возвращаясь к тому же Витгенштейну, достаточно вспомнить его главное философское утверждение, поражающее своим нахальством и изяществом: по сути, говорит он, философских проблем не существует – все они порождены «игрой языка», и если навести порядок в языке, то все они исчезнут сами собой.
Таким образом, «конструктор», осуществляя процесс мышления, идёт не от «сущностей», которые бы он мог, подобно «центристу», усмотреть в реальности, чтобы выстроить из них (на них) свою модель этой реальности, имея единое её основание, а как бы снаружи вовнутрь.
«Конструктор» пытается найти знаки (слова, понятия, символы) и организовать их в некие закономерности (законы, правила, аксиомы, порядок), чтобы получить логический каркас.
Именно этим каркасом закономерностей, словно связанными друг с другом стержнями арматуры, он и попытается организовать для себя пространство реальности.
Однако фокус состоит в том, что реальность, с которой мы имеем дело (и «конструктор» здесь не исключение), – это реальность интеллектуальных объектов (мы не покидаем пределов своей психики и объективный мир всегда находится вне нас), находящихся в дефолт-системе нашего мозга.
Таким образом, своим понятийным каркасом «конструктор» на самом деле схватывает не реальность, а собственную дефолт-систему, и подчиняет её себе, насколько это возможно, побуждая её работать в рамках целенаправленного мышления.
Древние греки и древние римляне по-разному подходили к строительству амфитеатров: греки находили удобный склон и встраивали в него ряды кресел, а римляне – и Колизей хороший тому пример – просто возводили стену и устраивали ряды кресел, опираясь уже на неё.
• «Центристы» подобны древнегреческим строителям – им нужно ухватить нечто в реальности, и дальше они уже создают свою модель этой реальности, как бы встраиваясь в неё.
• «Конструкторы» не могут себе этого позволить, реальность не откликается для них «сущностью». И они выходят в чистое поле, чтобы возвести стену, а потом и всё остальное – сложную структуру, которая удерживает саму себя.
Такова, в сущности, вся математика – она кажется невероятно объективной, но правда в том, что она целиком и полностью оперирует объектами, которых нет в окружающем нас мире, они как бы вынуты математиками из самой математики.
Числа, множества, функции – всё это так строго, так ясно, так понятно.
Но это лишь абстракции, которые возникли на определённых этапах развития математической науки. Даже ноль, который кажется нам столь естественным, столь очевидным и столь необходимым, впервые появился в Европе лишь в XII веке.
Таким образом, строительным материалом моделей реальности для «конструкторов» становятся чистые дефиниции, словно бы какой-то безличный бинарный код.
И если «центрист» противопоставляет в своей модели реальности качества – «хорошо/ плохо», «правильно/неправильно», «большой / маленький», «значительный / пренебрегаемый» и т. д., то для «конструктора» это просто противопоставления: «да – нет», «либо – либо», «если – то».
По сути, это простейшие логические операции, однако же этот подход имеет уникальное преимущество, в сравнении с подходом «центриста»: он применим к любому содержанию – какой бы аспект реальности вы ни принялись рассматривать, вы можете использовать эти «чистые дефиниции».
«Центристу» в этом смысле куда сложнее – ему приходится приноравливать свои «качественные дефиниции» к каждому конкретному содержанию. Вряд ли дефиниция «хорошо/плохо», например, подойдёт для геометрии или даже экономических моделей.
В лучшем случае она выполнит здесь лишь описательную функцию (чем, возможно, лишь всё запутает) и не сможет использоваться для формирования ментальной модели (карты) соответствующего аспекта реальности (данной территории).
Проблема же «конструктора», с другой стороны, кроется всё в том же «бинарном коде»: мир, судя по всему, не живёт по законам «да – нет», «либо – либо», «если – то» и т. п.
В реальном мире «да» может быть через «но», а «нет» – лишь «при условии» или ещё как-то. Не бывает в нём и «либо – либо», всегда обнаруживается ещё и то, и это, и пятое-десятое. Да, нам вроде бы естественно жить в причинно-следственном мире, и «конструктора» такой мир ворожит неимоверно! Но такого мира нам, к сожалению, не суждено увидеть.
