Он подошел к ней совсем близко.
– Дорогая, не устраивай сцен. Тебе не понравится то, чем это может обернуться.
Она была сбита с толку, чтобы сопротивляться. Хотя следовало бы. Она должна была кричать, звать на помощь, перевернуть фикус, стоявший у двери. Тогда, может быть, кто-то остановил бы его. Но кто? Никто не посмеет поднять руку на Рафе Коста, известного миллиардера и влиятельного бизнесмена. Даже если бы был неизвестен, он очень высокий и сильный мужчина.
Шарлотте никто не собирался приходить на помощь.
Кровь шумела у нее в ушах, пока они шли на прием. Казалось, даже стены смыкаются.
Почему она так отчаянно хотела сохранить это в тайне от Рафе? Ведь это его ребенок. Больше у нее никого не было.
Более того, он сам пришел. Неужели не заслужил этого?
Ведь не Рафе, а ее отец был злодеем.
Может быть, и вовсе нет никакого ребенка. Все к лучшему. Шарлотта только начинала постигать, чего хочет от жизни.
Только сейчас начинала понимать, кто она, Шарлотта Адайр сама по себе. И понятия не имела, что будет делать, если придется пройти через все это с ребенком на руках.
Кстати, она ни разу не держала ребенка. В доме отца никогда не было детей, кроме нее.
Да, пока работала, она наблюдала за тем, как женщины толкают перед собой коляски или успокаивают детей в магазинах. И конечно же, она задавалась вопросом, каково это – любить и быть любимой в ответ.
Сейчас у нее что-то болело в груди, голова тоже болела. Все, что с ней происходило, казалось невозможным.
А потом появился Рафе. И вот теперь нависает над ней как угроза.
Ей вручили небольшую пластиковую чашку и отвели в ванную комнату. Ее щеки вспыхнули, когда она вошла. Она попыталась не думать о том, что Рафе точно знает, для чего была эта чашка.
Она вышла из туалета, прошла в кабинет. Медсестра оставила Рафе и Шарлотту наедине.
– Когда именно ты собиралась рассказать мне?
Его вопрос прозвучал как выстрел.
– Я определенно не собиралась ничего предпринимать до визита к врачу. Не могла же я довериться какому-то тесту из универсального магазина.
– Понятно. И сколько тестов ты сделала дома? Она махнула рукой.
– Не знаю точно. Может, десять.
– Понятно. – Его лицо стало мрачным. – И каков результат этих десяти тестов, а, Шарлотта?
– Я беременна, – сдавленно ответила женщина.
В дверь постучали, в кабинет вошел доктор Шульц.
Шарлотту подготовили к ультразвуку.
– На этом этапе смотреть, в общем-то, пока еще не на что, – объяснил доктор, глядя на экран.
– Что вы видите? – спросил Рафе из угла.
– Пока ничего.
– Просто черные линии, – тихо добавила Шарлотта.
Однако вскоре изображение на экране изменилось. Едва заметное движение.
Шарлотта хихикнула.
– Что?
– Что-то изменилось. – Она смотрела на доктора.
– Да. – Доктор что-то изменил на ультразвуковой машине, увеличил звук, отдаленно напоминающий шум воды и какой-то ритмичный шепот. – Это сердцебиение.
Шарлотта посмотрела на Рафе – он побледнел. Потом послышался второй, очень похожий звук.
Шарлотта взглянула на экран, потом на доктора.
– Это?
– Да, верно, второе сердцебиение, – подтвердил доктор. – Мои поздравления, вы ждете двойню.
* * *
После того как доктор Шульц ушел, его слова еще долго звенели в ушах Рафе. Шарлотта одевалась. Он слышал, как в углу она шелестит одеждой. Они не разговаривали.
Темнота сомкнулась вокруг.
Двойня. Шарлотта беременна близнецами.
Он – человек, у которого никогда не было отца и который не имел никакого понятия, каково это – быть отцом, должен знать, что им делать дальше.
Он незрячий и никогда не сможет увидеть своих детей. Как он позаботится о них?
Конечно, можно нанять целую армию нянь. У него достаточно денег.
Раздался судорожный вдох Шарлотты. Рафе понял, что он произнес эти резкие холодные слова вслух.
– Сомневаюсь, что мне понадобится посторонняя помощь, – жестко заявила она.
– Неужели ты не любила своих нянь? – Его няня ему очень нравилась. Он до сих пор вспоминает о ней.
Всего лишь пять лет его жизни были привилегированными – блестящие мраморные залы, няни и любая еда, которую он мог захотеть. Тогда Рафе, насколько помнил, был счастлив.
Шарлотта рассмеялась.
– Их приставили ко мне лишь ради того, чтобы освободить моему отцу еще больше свободного времени, которого у него и без того было в избытке. О матери я ничего не знаю, она умерла во время родов, и отец никогда не говорил о ней.
Складывалось ощущение, будто Жозефина стала его любовницей еще до того, как не стало матери. Потом она просто поменяла спальню и приобрела официальный статус.
– В таком случае, что плохого в нянях?
– Просто они не понадобятся. В какой-то момент мне, конечно, придется вернуться к работе. Деньги, оставленные отцом, умышленно или нет, кончатся, хотя и станут неплохим подспорьем.
– Ты настроена решительно.
– Да. – Шарлотта сделала пару шагов ему навстречу.
Рафе отчетливо слышал каждый ее шаг.
Он снова проклинал свою слепоту. Ему очень хотелось бы видеть, как она настроена на самом деле. Переживает ли? Он не желает довольствоваться лишь ее смелыми, тщательно подобранными словами, а хочет видеть ее лицо. Побледнела ли она, выглядит ли испуганной? Он подозревал, что она потрясена не меньше, чем он.
Вся его жизнь была упорядоченна, и он редко думал об утраченном зрении. Но Шарлотта – часть прошлого и вызывает воспоминания. Воспоминания о том, как он обнимал ее, любовался стройным телом, перебирал пальцами длинные золотистые волосы.
Видения того, как она выглядела посреди широкого поля, облитая солнечным светом.
Теперь они снова вместе, но теперь Рафе лишен возможности видеть ее. И прямо сейчас узнал, что станет отцом, но не видит ничего, кроме тьмы.
– Я тоже принял решение. – Он встал и протянул девушке руку, ощутив, что она колеблется. – Пожалуйста, возьми меня за руку. Я в незнакомой обстановке, так мне будет удобнее.
Он говорил правду, но, лишь наполовину.
Шарлотта взяла его за руку. Рафе позволил ей проводить себя к двери, которую, впрочем, смог бы найти и сам.
– Ты приехала на такси?
– Да. Мне нехорошо, и я не рискнула ехать в метро.
