Несколько часов спустя Эмма возвращалась в бар из дамской комнаты, когда к ней подошел консьерж.
– Мисс Гилхэм, на ресепшен пакет для мистера Ар кури. Мы не посмели его отвлечь…
Эмма посмотрела в сторону Антонио, весело смеявшегося в компании своих друзей, и поняла затруднения консьержа.
– Тогда, если вы не против, я возьму пакет, – предложила она и прошла вслед за служащим в тихий зал.
Внезапная тишина после шумного праздничного веселья лишь усилила ощущение счастья, ставшего почти невыносимым. Ей нравилось разговаривать с друзьями Антонио, быть в их компании. Тесная связь между ними была настолько сильной, что для Эммы их отношения казались настоящим чудом. Впервые перед ней встал вопрос: не она ли сама оттолкнула своих школьных друзей? И теперь ей не хотелось больше прятаться от людей, слишком много чудесного есть в жизни, что она еще не успела испытать.
Консьерж протянул ей белый конверт и планшет, чтобы она поставила свою подпись. Эмма осторожно открыла конверт и, увидев на титульном листе фамилию Бартлетта, ни на секунду не подумала, что там может быть информация, не предназначенная для ее глаз. Но, вытащив документы и бегло пробежав по ним взглядом, она поняла, насколько сильно ошибалась.
Глава 9
Антонио начал задаваться вопросом, куда подевалась Эмма, еще около часа назад. Данил уехал, ему было пора возвращаться домой, Димитрий решил приударить за какой-то красоткой, и Антонио остался в баре один.
Беспокойство все нарастало: Эмма исчезла не просто так. Он знал, что не мог упустить ее из виду среди гостей, – он не ощущал ее присутствия. Антонио вернулся в номер, его сердце стучало как сумасшедшее от тревожного предчувствия, он точно знал: что-то не так. Возможно, именно поэтому он не удивился, когда заметил, что номер погружен во тьму.
Эмма стояла у окна, освещаемого лишь вспышками молний. Его взгляд мельком скользнул по открытому досье на Бартлетта, лежащему на журнальном столике. И в этот момент Антонио понял: все, что, как ему казалось, он может иметь, вот-вот ускользнет от него. Не только сделка с Бартлеттом, но и Эмма…
Антонио внезапно осознал, как много она для него значит, как сильно он хочет, чтобы Эмма была с ним. И вовсе не ради сделки… Он хотел показать ей весь мир, хотел помочь ей достичь всего, чего она хочет. Он хотел сделать ее своей навсегда.
А потом он увидел ее чемоданы, стоящие у входа, и понял, насколько был глуп, что позволил себе мечтать о несбыточном. Эмма никогда не будет его, по крайней мере, до тех пор, пока пытается наказать отца. Он не сможет быть с ней и одновременно делать то, что должен: быть монстром, чтобы победить монстра. Но он все равно может попытаться.
– Что это? – Ее голос пронзил тишину, отозвавшись далеким раскатом грома.
– Эмма…
– Что это? – жестко повторила она.
– Это досье, которое я попросил собрать на Бартлетта.
– Ты уже не считаешь, что сделал ему лучшее предложение?
– Считаю.
– Или ты считаешь, что не можешь выиграть эту сделку честно?
– Считаю, черт возьми, – прорычал он с гневом и болью.
– Тогда объясни мне, что это такое.
– Это страховка.
– Страховка?
Антонио никогда не слышал такой злости в ее голосе и ненавидел себя за то, что именно он виноват в этом, за то, что каким-то образом запятнал Эмму своей местью.
– Это не страховка, это осквернение человека, Антонио. Твой детектив откопал такую грязь на Мэнди Бартлетт… И что, ты собираешься использовать это, чтобы заставить ее отца подписать сделку в твою пользу?
Он встретил ее обвинения тягостным молчанием – Антонио нечем было защищаться.
– Это из-за того, что я рассказала, что следила за ней в социальных сетях, а девушка оказалась молодой и глупой?
Антонио слышал неподдельное страдание в голосе Эммы, но он не мог сказать ей, что она ошибается.
– Это дало тебе подсказку, в каком направлении нужно копать?
– Да.
Эмма повернулась к нему спиной, и Антонио наконец посмотрел на папку: из нее высыпались фотографии молодой девушки. На одном или двух снимках была запечатлена миниатюрная блондинка в компании друзей на какой-то вечеринке – ничего особенного. А вот на следующих фотографиях было видно, что девушка начала экспериментировать с наркотиками, а позы, которые принимала полуголая Мэнди, были далеки от приличий. Мысль о том, чтобы показать эти снимки отцу девушки, вызвала в Антонио волну отвращения к самому себе.
Но обвинение в глазах Эммы не на шутку разозлило его. Он злился на отца за то, что тот подтолкнул его к этой низости, злился на самого себя. И Антонио повернул свою злость на Эмму.
– Это лицемерие! Мне пришлось использовать тебя, чтобы создать добропорядочную репутацию в глазах Бартлетта, в то время как его собственная дочь…
– Остановись, – сказала Эмма и подняла ладонь, словно физически хотела остановить его. – Остановись прямо сейчас. Это не лицемерие – придерживаться норм морали, в то время как кто-то другой этого не делает. Мэнди – молодая девушка, ступившая на неверный путь. Эти фотографии – неполная картина того, кем она является и кем может стать. Но это будет единственной картиной, если ты покажешь эти снимки ее отцу.
Эмма почти задыхалась от эмоций. Она хотела, чтобы Антонио увидел, что он делает, куда движется. И она не хотела, чтобы он шел этим путем.
– Мэнди Бартлетт – юная девушка, которая совершает ошибки, и, надеюсь, она сможет на них чему-то научиться. Антонио, она – не пешка, которую можно использовать в вашей с отцом нездоровой игре.
– Это не игра, Эмма! Отец заслуживает того, чтобы гореть в аду за то, что сделал!
– Потому что он бросил тебя? Антонио, я понимаю, что это было…
– Нет! – перебил он. – Дело не в том, что он бросил нас, очернил имя моей матери и заставил нас уехать из родного дома. Господи, да мы бы справились с этим! Но Чичи… У нее были не просто кошмары после развода родителей, – признался Антонио хриплым от нахлынувших эмоций голосом.
Он помнил тот телефонный звонок матери, к тому времени Антонио всего полгода жил в Нью-Йорке, словно это было вчера. Мать умоляла его вернуться в Италию. Единственное, что он понял из ее бессвязной от слез речи, что Чичи в больнице. Никогда больше Антонио не испытывал такого первобытного ужаса, как в те семь часов, что он провел на борту частного самолета, который ему предоставил Данил.
А потом он увидел на больничной койке крошечную истощенную фигурку своей сестры. Врачи сказали, что она скрывала расстройство пищевого поведения годами. Но Антонио точно знал, когда это началось. В свои шестнадцать лет Чичи весила меньше, чем в тринадцать, когда отец ушел от них.
Мать Антонио была так же шокирована, как и он сам. Следующие две недели они провели в больничной палате, боясь оставить Чичи одну хоть на минуту. Рыдания сестры разрывали его сердце на части. Он просто не мог поверить, что это изможденное существо с ввалившимися глазами – его когда-то веселая и жизнерадостная сестренка. Чичи приняла на себя всю боль из-за предательства отца, переезда в другую страну и потери друзей и просто не смогла с этим справиться. Но Антонио знал, кто виноват в этом, и поклялся отомстить.
