— Я — ученица.
— Обучаетесь при монастыре, — оправдала надежды соседка, и в ее голосе прозвучало плохо скрытое разочарование, — несчастная судьба родовитых девушек — бессмысленное прозябание в глуши с каким-нибудь престарелым учителем, который целыми днями толдычит то, что никогда не пригодится в жизни, — увидев напряженное выражение Таши, и приняв его за мину оправдания, она успокаивающе развела толстые руки так, что они коснулись бортов кареты. — Понимаю, понимаю, из-под крылышка влиятельных родителей вырваться сложно. Для таких, как вы, вся жизнь предрешена заранее. За вас решают все: что вы наденете, что будете есть на завтрак и за кого выйдете замуж. У вас наверняка есть жених?
— Был, — честно ответила Таша, погрузившись в неприятные воспоминания о семье Локк, — но я от него убежала.
— Похвальное проявление самостоятельности, — одобрила Эллавия и снова улыбнулась.
Удивительно, но улыбка сделала эту огромную женщину невероятно красивой. Таша даже залюбовалась ее. Такая свободная, сильная и элегантная, купчиха обладала «изящностью» большой пушистой кошки, почти шарообразной, но при этом дивно грациозной и изысканной. А имя у нее было просто прекрасное — Эллавия. Такое мягкое и настойчивое одновременно.
— Не самостоятельности, — отказалась Таша от лишних похвал в свой адрес, — это было отчаяние. Отчаянный побег.
— Отчаянный побег требует мужества, — удовлетворенно кивнула соседка, а потом, подумав, добавила, — вы уж простите меня, милая, за излишнюю строгость. Чтобы добиться должного уважения и удержать его, порой приходится вести себя сурово. Вас ведь расстроило мое соседство?
Таша хотела было соврать, но, подумав, решила, что прямолинейной Эллавии разумнее сказать обидную правду, чем откровенную ложь:
— Сначала — да, но теперь мне кажется, что ваша компания скрасит дорогу.
Купчиха снова лучезарно улыбнулась, сверкнув жемчужными зубами. Разговор продолжился. Эллавия принялась рассказывать Таше о своей лавке в Нарне и небольшом владении в пригороде. Услышав, как живот принцессы разоблачающе заурчал, она вынула из-под сиденья большой узел и достала два свежих пирога с мясом, бутыль розового вина, яблоки и шоколад. Вцепившись зубами в пышное тесто, вдыхая заманчивый аромат долгожданной еды, Таша, как прикормленная собака, поймала себя на мысли, что готова идти за этой женщиной на край света, а потом, сконфузившись от собственной продажности, покраснела и поперхнулась.
— Не смущайтесь, милая, — отхлебывая из бутыли, успокоила ее Эллавия, — вы бы тоже угостили меня, будь у вас деньги или еда. Я же вижу, что вы на мели. Простите, но это поношенное, старомодное крестьянское платье совершенно не подходит благородной юной особе. А ваши руки, похоже, вам пришлось потрудиться, чтобы заработать на жизнь. И работа вам досталась нелегкая. Не знаю, кем вы были, прачкой, скотницей или переборщицей на рынке, но такие руки проще отрубить, чем привести в нормальный вид.
— Скотницей, — соврала Таша, вспомнив коровьего мертвяка.
— Запомните, милая, всякая работа идет человеку на пользу. Труд — дело благородных, несмотря на то, что благородные порой так не считают…
Так неприятное на первый взгляд путешествие обернулось к юной принцессе совершенно иной стороной. Скандальная соседка оказалась вполне милой и добродушной женщиной, а долгий путь открылся мелькающими за окнами кареты густыми лесами и солнечными лугами.
К вечеру они достигли большого постоялого двора. Возле двухэтажного длинного строения стояли кареты: кучера распрягали лошадей и раздавали указания слугам, суетящимся возле кормушек, развешивающих на крючки сбрую и разводящих уставших коней на отдых под открытые навесы.
Таша первая выбралась из экипажа и принялась с интересом осматриваться.
— Посторонись, молодая госпожа, — угрожающе крикнул кучер, сгружая на землю многочисленные тюки и сундуки Эллавии.
— Несите их внутрь, милейший, не знаю, к сожалению, вашего имени, — спохватилась та, грузно вываливаясь из кареты следом за Ташей.
— Жан, — дружелюбно представился кучер.
— Ну, вот мы все и познакомились, — обмахнулась веером Эллавия и направилась внутрь постоялого двора, — а вам, милая, следует держаться подле меня, таким юным девушкам опасно оставаться в одиночестве на постоялых дворах, вроде этого.
— Почему это? — наивно поинтересовалась Таша, но на всякий случай вняв совету спутницы, поравнялась с той.
— Потому что в Темноморье с большим ажиотажем покупают молодых рабынь с севера, — вздохнула Эллавия, беря принцессу под руку и провожая к столу у окна.
Постоялый двор со звучным названием «Бриллиантовый шмель» оказался заведением на удивление приличным. Деревянные столы скрывались под чистыми льняными скатертями, на окнах благоухали герани и комнатные розы, тяжелые кованые люстры, свисающие с расчерченного дубовыми балками потолка, сияли блеском начищенного металла, а деревянный пол украшала мозаика с узорами в южном стиле.
Пока Таша восторженно глазела по сторонам, две нарядные служанки принесли блюда с жареной бараниной, пареными тыквами, хлебом и сыром, за которыми на стол последовала большая бутыль с вином, заботливо уложенная в плетеную корзину.
Глядя на добротные наряды служанок, Таша стянула плащ на груди, пряча от чужих глаз поношенное платье и ловя на себе понимающий взгляд Эллавии.
— Не печальтесь так, милая. У меня в багаже есть несколько платьев. Я подарю вам одно. Отдам служанкам на ночь, чтобы ушили, так что за завтраком вам будет нечего стыдиться…
После сытного ужина они направились в уютный маленький номер. Внутри пахло жасмином и медом. Окна смотрели на восток, поэтому занавески были тяжелыми, они не позволяли ранним солнечным лучам тревожить постояльцев. На стенах висели цветастые ковры и подвески из раскрашенных камней, оплетенных цветными нитями.
К счастью Таши, уступившей единственную кровать габаритной Эллавии, в комнате нашлось еще и кресло, в котором девушка беззаботно проспала до утра, свернувшись калачиком и укрывшись тонким хлопковым покрывальцем. Ночь выдалась на удивление теплой. Под окном надрывно пели цикады, а откуда-то из стены им громко вторил сверчок.
Проснувшись с первыми лучами солнца, Таша не поверила своим глазам: кровать, где, спала Эллавия, была аккуратно заправлена, а на льняном покрывале лежало платье. Купчихи в комнате не было, наверное, она встала еще затемно.
Сидя на кресле, принцесса некоторое время раздумывала, стоит ли вот так вот без спроса взять подарок, но, не обнаружив рядом собственного наряда, осторожно приблизилась и погладила рукой гладкую переливающуюся ткань. Вспомнилось, что когда-то в лаПлава у нее был десяток подобных платьев, большую часть которых она отнесла на рынок и продала за копейки перекупщикам. Были времена…
Платье Эллавии кроили по последней моде: узкий корсаж, высокий лиф, контрастная шнуровка и кружево, а юбка, наоборот, пышная, многослойная.
