– Мой господин, у Пэри нет правой руки…
Тама вскочила с кровати, отбежала на середину комнаты, вздрогнула, услышав недовольное ворчание кого-то из соседок. Сон. Прежде ей никогда не снилось ничего подобного. Этот сон казался слишком четким и ясным, чтобы быть просто сном. Мир, увиденный в нем, был иным, незнакомым, совершенно нереальным и чужим, а его обитатели – высокий травник и жуткий эльф внушали необъяснимую тревогу. Они остались там, за гранью сна, но перед глазами девушки до сих пор стояли их лица, а в ушах звучали голоса. Ключ, на который Пэри укажет своим перстом – вот что стало причиной тревожного видения. Все это магия, витающая вокруг отрубленной руки Лэйлы… Или Пэри? Пэри из розового замка…
Тама замерла на кровати, прижала невидимую шкатулку к груди. Сквозь темноту ощутила на себе внимательный заинтересованный взгляд. Пригляделась туда, откуда, по ее мнению смотрели…
– Мильва, ты?
– Я, куколка, кто же еще? А ты кого ждала?
– Никого, просто…
– Просто сон дурной приснился, да? – успокаивающе продолжила за Таму сибрийка.
– Не то чтобы дурной, просто странный какой-то, – недоверчиво озираясь по сторонам, пробормотала девушка, присаживаясь на свою кровать. – А еще у меня было ощущение, что сон этот я смотрю не одна. Будто кто-то подглядывал за мной, видел то, о чем грежу я.
– Не бери в голову, – голос Мильвы стал ласковым и успокаивающим, – просто ты переволновалась, устала от постоянного напряжения. Хочешь, ложись ко мне, вдвоем спать веселее.
– Нет уж, спасибо, – резко оборвала Тама, с недоумением раздумывая, что имела в виду соседка. – Я спать не собираюсь, мне подумать надо. А о чем – мое дело! – добавила еще жестче, предупреждая возможный вопрос.
Мильва мурлыкнула что-то в ответ и замолчала. Через несколько минут засопела размеренно. Уснула, кажется.
Прислушиваясь к каждому шороху, каждому звуку, Тама вновь сняла с шеи шкатулку и открыла ее. В этот раз рука Лэйлы вела себя тихо и выглядела совершенно безжизненной, какой-то сухой, серой, будто ненастоящей. Собравшись духом, девушка взяла кисть в руки. Внимательно рассмотрела татуировки. Вот Королевство, вот Степь, вот Апар. Змея – символ Темноморья изображена на основании указательного пальца. Но, исходя из масштаба карты, Темная Земля находилась не там, она должна была быть на конце мертвого перста, который символизировал собой мост Пэри. Тама перевернула руку ладонью вверх – на подушечке указательного пальца Лэйлы виднелась совсем маленькая, едва видимая татуировка – вытянутый вверх треугольник с заключенным в него прямоугольником. Значит, рукой Пэри указывает?
В голове родилась неожиданная догадка. Прижав к груди невидимую шкатулку, Тама бесшумно вышла из покоев и прокралась в главный зал. Взглянув на спящих за решеткой охранников, подошла к карте. Вот же он – перст Пэри, невероятный мост, соединяющий берега Темных морей. И куда он указывает? Девушка встала на цыпочки, разглядывая длинную серую линию, разделившую пополам черное морское пространство. Что на ее темноморском конце? Какие-то площади, улицы, соборы и… дворец принца Зиуры. Выходит, лихая судьба, выбравшая для упорной пастушки свой собственный неизменный путь, привела ее именно туда, куда нужно…
Вокруг него раскинулось поле белой травы. Оно тянулось до самого горизонта, чистое и ровное, словно покрывало из нетающего снега. Тонкие стебли чуть волновались на слабом ветру, качая эту первозданную белизну едва зримыми волнами.
Фиро поднялся, чувствуя, как все тело отдается болью, которая идет откуда-то изнутри, заставляя память вырывать из прошлого обрывки призрачных сюжетов его былого существования. Откуда-то издалека, из небытия возвратилось ощущение собственной уязвимости и слабости, осознание ужаса боли, пронзающей хрупкое живое тело. Он чувствовал боль и будучи мертвым, но тогда ощущения были другими. Боль служила лишь сигналом о повреждениях тела и ощущалась совершенно по-иному. Тогда боль не несла страха.
Страх. Фиро осмотрелся по сторонам, не ощущая реальности. Призрачный мир вокруг дрожал и пульсировал, наполненный холодным давящим безмолвием. Он сделал несколько шагов и, не услышав их, понял, что тишина царит не снаружи, а внутри его головы. Взглянув под ноги, Фиро увидел, как по белой траве растекаются алые ручьи. Провел ладонью по лицу – пальцы нащупали кровь.
«Вот проклятье!» – не чувствуя твердости в ногах, он сел на землю, упираясь руками в колени, свесил вниз гудящую голову. «Что за странное место?» – спросил сам себя, и сам себе ответил спустя миг. Вспомнил, что уже видел это место в реальности. Белая степь Принии – вовсе не загробный мир. Белотравие встречалось и в его родной Фирапонте, он вспомнил это четко и ясно – белые пятна среди зеленой и рыжей травы.
Солнце слепило глаза. Далеко впереди над землей поднимался черный холм. Еле волоча непослушные ноги, Фиро отправился туда. Недолгий путь показался вечностью. Подойдя вплотную, он увидел, что холм, вовсе не холм. Окрасив темно-красным окрестную траву, на земле лежал виверн. Фиро приблизился к нему – тело огромного зверя местами уже расклевали вороны, значит, времени с момента падения прошло больше, чем ему показалось сначала. Ичир…
Постояв возле мертвого виверна, Фиро снял с него узду и седло, положил на землю рядом – то был обряд освобождения – когда ездовой зверь гиб в битве, его нужно было разнуздать, чтобы душа обрела свободу. На мгновение коснулся рукой перекошенной от удара о землю морды в знак прощания, и, не оглядываясь, пошел прочь, навстречу солнцу.
Он шел долго, мертвому не привыкать к бесконечным переходам и отсутствию отдыха. Солнце трижды опускалось за горизонт и поднималось ввысь. К вечеру четвертого дня тело и разум начали давать сбои – взгляд мутнел, двоился, глаза начинали закрываться, отправляя сознание в дребезжащее, гулкое беспамятство. Снова накатил страх – что это? Забвение? Абсолютная смерть? Конец всего? О начале и перерождении глупо было и думать.
Наконец изнеможение одолело, заставив рухнуть на землю и проваляться в траве несколько часов. Это было странное время – беспамятство то топило разум в кромешной пустой темноте, то закидывало бессвязными картинками прошлой жизни, искаженными, гротескными, полузабытыми. Мертвому сложно понять состояние сна, свойственное лишь живому. Мертвые не спят, поэтому Фиро, ступив за грань жизни, не понял сразу, что утомление и раны заставили его заснуть от бессилия.
Его привыкшее существовать по другим правилом тело все еще сопротивлялось процессам просыпающейся жизни. Он проснулся сидя – мертвецы на земле не лежат. Тело отреагировало само, заставив позвоночник распрямиться и принять вертикальное положение. Почувствовав себя намного лучше, отправился в дальнейший путь.
Снова потянулась бесконечная степь. От ее белизны, отражающей солнечные лучи, резало глаза. Горизонт сливался с небом далеко впереди, превращая даль в пустоту. Вот оно – небытие во всей своей красе. Неизменность. Белая вечность, застывшая во времени. Только бледно-желтое солнце, прокатывающееся по небосводу, напоминало о том, что утро сменилось днем, а день вечером.
