Слава небу, последнее время госпожа-благодетельница редко выбиралась из шикарного дома в Пане – торговом поселении – самом крупном в этой малонаселенной местности. Люди смогли вздохнуть спокойнее – отсутствие бессмертной колдуньи с ее свитой на улицах было однозначно добрым знаком, хотя, добрым ли? Ведь обычно, когда Клодия так надолго исчезала в своей норе, это становилось предзнаменованием скорых расправ и изуверств.
И все же то утро в Пане выдалось спокойным для рядовых жителей, и совершенно невыносимым для обслуги дома Клодии.
В то утро добрая половина служанок и слуг сменили цвет своих волос на серебряно-белый. Это произошло, когда по открытой галерее жилого этажа прогремел голос госпожи-благодетельницы:
– Кто посмел?! Я спрашиваю, кто посмел это вытворить?! Повариху ко мне, быстро! Живо!
Тучная, неповоротливая повариха, услышав пронзительный крик, позеленела лицом и, кажется, в тот же миг скинула половину своего веса. На дрожащих, подкашивающихся ногах она поплелась на открытую веранду, где изволила завтракать Клодия.
Хозяйка уже ждала с недовольной миной на капризном лице. Глаза ее были прикрыты от солнца полями плетеной по апарской моде шляпы, и это позволило бедной поварихе удержаться и не упасть бездыханной – единственного взгляда в жуткие глаза хозяйки вполне хватило бы для такого исхода дела.
– Посмотри сюда! Что это за дрянь в моей тарелке? – Клодия многозначительно ткнула пальцем в перламутровое блюдо.
Посреди блюда возилось что-то белое. Пока повариха таращила глаза, пытаясь разлепить ссохшиеся губы, голос подал сосед Клодии – высокий широкоплечий молодец, про таких обычно говорят кровь с молоком.
– Чего ты завелась, это же просто рис! – заулыбался он, скаля ровные ряды белых широких зубов.
– Просто рис? – зверея, сорвалась на него Клодия. – Это опарыш, Шайя – придурок!
Услышав свое имя и приуроченное к нему оскорбление, громила насупился с глупым видом обиженного ребенка и замолчал.
– Какого демона в моей тарелке с завтраком делает опарыш?! – колдунья вновь напустилась на бедную повариху.
Та, хоть и стояла ни жива ни мертва, все же сумела как-то выдавить из себя, пропищать:
– Я не знаю, госпожа – рис был наилучший, и я перебрала его лично трижды зернышко к зернышку, и перемыла…
– Не лги мне, тварь! Отвечай, чья это шутка!
– Шутка! Ха-ха! Какая смешная шутка! – тут же расплылся в улыбке здоровяк, за что получил от взбешенной Клодии очередную порцию оскорблений:
– Заткнись, Шайя! Еще одно тупое словечко, и я вышвырну тебя за перила!
– Угомонись уже, а? – еще один голос, невозмутимый и спокойный раздался из-под раскинутого невдалеке от стола зонта. Там на плетеном из белого ротанга лежаке потягивалась худая остроносая брюнетка с белоснежной, алебастровой кожей, которую она прятала в тени от палящих солнечных лучей. – Ты что, не видишь – толстуха не врет. И не ори на Шайю, он потом будет ныть, что голова болит.
– Вижу, – зло протянула Клодия, приподнимая шляпу и оглядываясь на спокойную брюнетку. – Но скажи-ка мне, Бернадет, какого рогатого демона в моем завтраке делает опарыш? А Шайя меня уже достал своей болтовней. Встревал бы хоть по делу.
– Ты же знаешь, что он последнее время… – брюнетка красноречиво покрутила у виска рукой, – сдал совсем что-то. Голова у него, что худое ведро…
– Отличная шутка! – услышав свое имя, в очередной раз повторил здоровяк и громко расхохотался.
– Да уж, – осаженная спокойным голосом Бернадет, Клодия немного умерила пыл, но для порядка решила продолжить разбирательство. – Между прочим, это ты, должна заботиться о моей безопасности! Если повариха не причем, кто тогда подложил мне эту гадость?
Взяв в руки тонкую острую вилку, колдунья кровожадно раздавила ей опарыша и принялась наблюдать, как бьются в агонии две разорванные половинки.
– Какая разница? Жара. Мухи летают кругом. Он же не отравленный, этот опарыш? Да, Шайя?
Громила радостно заулыбался, но, опасливо покосившись на Клодию, смеяться больше не рискнул.
– А я его жрать и не собираюсь, – грубо ответила хозяйка дома и, подхватив тарелку, швырнула ее за перила террасы.
Бернадет внимательно отследила полет, лениво зевнула и вновь потянулась. Ее тело казалось невероятно длинным, а в лице имелось что-то змеиное, какая-то хищная натянутость, готовность броситься в любой миг, прикрывшись сперва маской расслабленного безразличия. Одежду она носила мужскую, черную. Легкий доспех не снимала даже ночью, благо, никаким любовникам не приходилось его снимать – мужчины Бернадет не интересовали. Женщины тоже. Кроме оружия, еды и сна ее вообще не интересовало ничего…
Немного успокоившись, Клодия вновь перевела взгляд на повариху. Та замерла, читая про себя все мыслимые и немыслимые молитвы с одной лишь просьбой – дожить до того момента, когда ее наконец отпустят с роковой террасы. Колдунья же не торопилась, перебирая в уме наказания, такие, чтобы были побольнее и поунизительнее, но из рабочего строя не выбили. Клодии нравилась поварихина стряпня, и менять ее на иную она пока не планировала.
Счастливый момент наконец настал. К господскому столу взмыленный и бледный без предупреждения ввалился сотник личной гвардии колдуньи. Заикаясь, он начал вещать что-то неразборчивое, закончив весь сказанный сумбур решившей все фразой.
– … Мы уже к Пане подъехали – рукой подать, и тут опять проклятый пес появился…
– Опять белый араги безобразничает? – Бернадет устало взглянула на прибывшего. – Скука…
– Какой еще араги? – с искренним удивлением тут же поинтересовался здоровяк-Шайя.
– Я уже сто раз тебе рассказывала, голова твоя дырявая, – отмахнулась от него Бернадет. – Одичавшая собака с псарни Араганы бегает вокруг Паны и нападает на наших. На прошлой неделе, говорят, кого-то из солдат загрызла, но я думаю, болтают…
– Погоди, – оборвала речь своей телохранительницы Клодия, – пусть расскажет, чего у них там случилось? Говори, не томи.
Она махнула сотнику, велев продолжать, и по его широкому, загорелому до бордового лбу потекли извилистые дорожки пота.
– Эта… собака… она напала на повозку с вашими рабами, которых везли вам к ритуалу, и они разбежались.
– Отчего ж вы их не поймали? – Клодия раздраженно царапнула ногтями золотую шелковую скатерть. – Безмозглые ротозеи!
– Мы отгоняли проклятую тварь от вашего племенного жеребца, которого вам прислали из Принии.
Услышав про лошадь, Клодия моментально забыла про рабов и поменялась в лице:
– Мой чистокровка! Что с ним?
Сотник испуганно молчал.
– Что с ним, – тихим, ужасающим голосом повторила Клодия и скинула за плечи шляпу.
Встретившись взглядом с госпожой, сотник затрясся осиновым листом, но, взяв себя в руки, отчеканил:
