— Какой-то закон аргоси предписывает вам постоянно потешаться над нашей магией?
— На длинных дорогах не так уж много потех, малыш. Развлекаемся как можем.
Ну да. Надираетесь, режетесь в карты и проводите время со жрецами любви.
Я взял карту и рассмотрел ее повнимательнее. Рубашка была неприметной, узор не слишком отличался от ему подобных на других виденных мной колодах аргоси.
А картинка?
У меня перехватило дыхание. Она была прекрасна. Вычурная — и одновременно изящная. Фериус — искусная художница, но тут стиль был совсем иным. Богатые цвета — множество оттенков красного, синего и зеленого. Черный, серый и коричневый перетекали друг в друга так плавно, что едва можно было уловить. Мазки кисти были четкими, линии — тонкими и плавными, словно художник просто позволил кисти двигаться, куда она сама пожелает.
Сперва мне показалось, что картина изображает птицу, слетающую с пышного дерева, где листья цвета золота и меди росли на серебристых ветвях. Однако вскоре я понял, что художник изобразил не живые листья. Это были искусно обрезанные кусочки металла. То же касалось ствола и веток. Вглядевшись, я увидел, что и сама птица сделана из металла. Крылья, ноги, перья — все было изумительно тонкой работой искусного мастера.
— Механическая птица? — спросил я.
Фериус кивнула.
— Похоже на то.
Стиль рисунка показался мне знакомым. Он напоминал изображения на коврах и фарфоровых тарелках, которые торговцы иногда привозили в наш город. Это-то и позволило мне определить регион.
— Она гитабрианская, да?
— Я тоже так думаю.
Именно в Гитабрию мы и направлялись, когда попали в переделку с правоверными берабесками. У нас был блокнот, отобранный у Дексана Видериса, где он отмечал всех людей, зараженных обсидиановым червем. Имя последней жертвы не было указано, зато упоминалось место — Казаран. Столица Гитабрии.
— Пока вы играли в карты, ты рассказала тем двум аргоси, чем мы занимались и куда направляемся теперь. Потому они и дали тебе эту карту?
Фериус не потрудилась подтвердить или опровергнуть мою версию, но я был уверен, что прав.
— Итак, аргоси дали тебе еще какое-то поручение в Гитабрии. Значит, они либо пришли оттуда сами, либо получили карту от другого аргоси. Полагаю, нам предстоит выяснить, что она обозначает?
Фериус снова прикрыла глаза.
— Я нужна тебе для этого разговора, парень? Кажется, ты успешно ведешь его сам с собой.
— Но я думал, что дискордансы изображают людей или события, которые могут изменить ход истории. Изменить или даже уничтожить целые цивилизации.
— В теории.
— И как, в теории, нечто подобное может сделать механическая птица?
Фериус, так и не открыв глаза, усмехнулась.
— Это и есть путь аргоси, малыш. Ни прямой, ни ровный.
Я снова посмотрел на карту. Меня раздирали противоречивые чувства. Я был очарован красотой картинки и раздражен этой манерой все запутывать и усложнять. Тем, что и было неотъемлемой частью пути аргоси.
Я вылез из постели, на сей раз вспомнив о штанах, и успел одеться к тому времени, когда в комнату вошли Нифения и Айшек.
— Вы двое до сих пор не готовы? Мы стоим у лошадей уже полтора часа!
— Ты же вроде как не сказала ей, что мы уезжаем? — спросил я Фериус.
— Разумеется, я еду, — сказала Нифения, взяв у меня дискорданс. — Фериус мне все рассказала о нашем задании в Гитабрии. Нужно выяснить все о механической птице. До столицы девять дней пути, и нельзя терять ни один из них, если мы хотим поспеть на Большую Выставку.
— Большое что? — Я обернулся к Фериус. — И что еще ты рассказала Нифении, но не потрудилась поведать мне?
— Девушка права, — отозвалась аргоси. — Нам лучше тронуться в путь.
Я был так зол, что едва не забыл прихватить вещи, выходя из комнаты. Рейчис потрусил следом, держа в зубах свою маленькую сумочку для сокровищ.
— Может, как-нибудь сыграем в покер, Келлен? Ты порой такой олух.
— А? Почему?
Белкокот не ответил. Да этого и не требовалось. Я снова позабыл кое-что важное насчет Фериус Перфекс: если она заставляет тебя злиться — это для того, чтобы ты не задавал правильные вопросы. Сегодня утром она поступила так дважды. Ясное дело, ей не очень-то хотелось, чтобы я расспрашивал о двух аргоси, которые так ее расстроили.
«Отлично, — подумал я, закрывая за собой дверь. — Храни свои тайны, Фериус. Я сам найду ответы».
Глава 17
ВОСЕМЬ МОСТОВ
Столица Гитабрии не была похожа ни на один город, который я когда-либо видел. Он был разделен пополам огромным ущельем; на утесах стояли спиралевидные башни, а широкие проспекты Казарана тянулись вдоль самого края пропасти. Вырезанные в толще двухсотфутовых скал и красиво украшенные скульптурами, дома — дворцы, вернее было бы сказать, — смотрели вниз, на гавань и флот торговых кораблей.
Изящно одетые горожане выходили на каменные веранды своих домов и с них переступали на деревянные платформы, подвешенные на канатах с помощью сложной системы блоков и противовесов. Платформы плыли над пропастью и заканчивали свой путь на одном из восьми огромных мостов, переброшенных через ущелье.
— Их называют арками Казарана, — объяснила Фериус. — Иноземные купцы преодолевают тысячи миль, просто чтобы пересечь их. Гитабрианцы любят говорить: дескать, на каждом мосту столько чудес, что можно потратить целый год, рассматривая лишь один из них, и что это приносит душе облегчение. Не знаю, как насчет души, но вот кошелек точно облегчится. Лорды-торговцы гордятся тем, что никто не уходит с моста, не оставив там хотя бы монету.
— А что они продают?
Фериус кивнула на огромный деревянный подвесной мост с высокими, красиво изукрашенными башнями и живыми деревьями, которые странным образом врастали в мост корнями. Здесь раскинулся рынок — десятки и десятки пестрых лотков и прилавков.
— Лесной мост, — сказала Фериус. — Экзотические фрукты и овощи, морские деликатесы и специи, которые стоят золота по своему весу.
Я был так заворожен этим зрелищем, что не мог отвести взгляд. Но Фериус уже указывала на следующий мост. Этот был попроще — более строгий, каменный с мраморными перилами. Мужчины и женщины в просторных белых одеяниях с синей полосой на плече стояли на маленьких постаментах. Каждого окружала толпа.
— Мост Исцеления. Эти милые ребята в балахонах вмиг поставят диагноз и продадут лекарство от любой болезни, которой ты страдаешь. И, может, еще от парочки хворей, которых у тебя нет и не было.
