— Мы в пещере, Фериус. Если б не та малость от входа, тут и вовсе было бы черным-черно.
Она наклонилась ко мне, и я увидел, что у нее закрыты глаза.
— Тогда просто представь себе еще.
И с этими словами она возобновила работу.
— Ты рисуешь с закрытыми глазами? Как это возможно?
Она усмехнулась.
— Малыш, я рисовала карты аргоси вслепую, когда мне было одиннадцать лет.
Фериус обмакнула кисть в одну из своих баночек.
— На самом деле так даже проще.
— Проще? Как это?
Она нарисовала на карте извилистую линию, затем отодвинула кисть.
— Создание дискорданса — многоступенчатый процесс. Нарисовать что-то… ну, это самая простая часть. Наполнить ее тем, что ты знаешь о предмете, тем, что ты о нем подозреваешь, раскрасить очевидности и затенить неопределенности — вот что сложно.
Раскрасить очевидности и затенить неопределенности… Неудивительно, что многие люди терпеть не могут аргоси. С другой стороны, карты дискордансов наконец начали обретать смысл.
Я прислонился спиной к стене пещеры и закрыл глаза. Я представил себе все дискордансы, которые я видел, все вместе, держа их веером, как карты в покере. Одно из немногих преимуществ того, что в детстве я учился быть магом, — умение отлично запоминать образы, до мельчайших деталей. Попробуйте использовать заклинание без особой эзотерической геометрии, и вы скоро узнаете, почему старые джен-теп любят говаривать: «Забывчивый маг — мертвый маг».
Каждая карта дискорданса сама по себе — это всего лишь странная картинка, наполненная загадочными символами и невидимыми аллюзиями. Вместе они рассказывали простую, но трагическую историю. Механическая птица — чудесное открытие. Творец — гений, способный обратить свое изобретение как в добро, так и во зло. Путь Теней…
Когда Энна дала мне карту, я подумал, что это моя судьба. Возможно, и она тоже, но аргоси не предсказывают судьбу. Теперь я понял, о чем на самом деле говорила эта карта. Все мы — возможно, весь континент — охвачены страхом и неопределенностью на дороге, ведущей во тьму. То, что этим изобретением так интересовалась тайная полиция, и то, что Гитабрия предоставила этой самой полиции столько власти, означало, что страна отнюдь не так безобидна, как хочет казаться.
Коронованный маг — пусть это и ненастоящий дискорданс — рассказал мне, что будет дальше. Кланы джен-теп, опасаясь растущей военной мощи Гитабрии, впервые за столетия объединились под одним правителем. Даромены, берабески, даже Семь Песков скоро поймут, что эта война будет чем-то большим, чем вооруженный конфликт двух стран. Она станет неизбежностью для всего континента.
Карты исчезли из моего сознания, когда я открыл глаза.
— Фериус?
— Да, малыш?
— Если Джануча найдет ошибку в своих расчетах… Если она сумеет вдохнуть жизнь в тех железных драконов.
Фериус оторвалась от своей карты.
— Тогда все провалится в ад, малыш. Все полетит в ад.
— Так ты… — я запнулся.
«Ты убьешь ее, чтобы это предотвратить?» Просто задать этот вопрос — уже заставить ее слишком близко подойти к черте, которую, как я знал, она не хочет пересекать.
— Ладно, забудь.
— Видишь? Именно поэтому мне стоит научить тебя получше играть в покер.
— О чем ты?
— Ты усвоишь одну вещь. Как бы ни были плохи твои карты, иногда требуется всего одна — правильная, — чтобы изменить весь расклад.
Снова послышалось шуршание ее кисточки по поверхности бумаги.
— А теперь, если ты не против… Твое беспокойство загораживает мне свет.
Я встал и направился в глубь пещеры, намереваясь поспать.
— Ты постоянно говоришь вещи, не имеющие никакого смысла. Ты в курсе?
Ее смех был маленьким и ярким, и от него темнота замерцала. Я остановился на секунду, держась за этот смех. В нем было все, что я любил в Фериус Перфекс, и все, что меня в ней бесило. Путь Полевой Ромашки. Как бы мне хотелось следовать этим путем вместе с ней.
Вся остальная наша компания сгрудилась у стены пещеры. Рейчис и Айшек дрыхли и, казалось, во сне состязались, кто кого перехрапит. Я едва не наступил на Нифению. Она лежала на боку и, видимо, ухитрялась спать, несмотря на эту какофонию. Я лег и как можно сильнее зажал уши. Не то чтобы я верил, что мне удастся уснуть. Впрочем, это оказалось не важно, потому что Нифения вдруг тихо сказала:
— Знаешь, а вы очень похожи.
— Кто? Я и Фериус?
Она придвинулась ко мне.
— Я серьезно. Все те вопросы, которые ты задаешь ей, мелочи, которые тебя беспокоят…
— Ну, это удручает, потому что ее ответы по большей части — непонятная ахинея.
Ниф лежала совсем рядом со мной, и я почувствовал, как она пожала плечами.
— Именно так я думала. И полагала, что аргоси довольно эксцентричны. Но когда я слушаю, как вы препираетесь…
— Мы не препираемся.
— Хорошо. Когда вы ведете свои высокомудрые философские дискуссии, знаешь… Создается впечатление, что вы говорите не те слова, которые произносите. Леди Фериус…
— Она не леди.
Ну вот! Теперь я это сказал.
Ниф слегка похлопала меня по руке.
— Может, ты не будешь постоянно меня перебивать?
Я бы ощутил раздражение… наверное… Только вот она не убрала руку.
— Все, о чем вы говорите, чувствуется как-то… правильно. Словно кто-то описывает картину, которую я знаю, но еще не вижу себя в ней…
Я не смог скрыть ухмылку. Нифения попыталась вытащить руку, чтобы снова шлепнуть меня, но я ее не выпустил.
— Теперь ты начинаешь разговаривать так же, как она.
Пауза. Потом она сжала мое запястье.
— Это, пожалуй, вторая самая приятная вещь, которую ты когда-либо говорил мне, Келлен.
Что-то в ее голосе, в прикосновении ее руки к моей вызывало непреодолимое желание придвинуться еще ближе к Нифении. Гораздо ближе.
— А что же было самой приятной вещью? — спросил я.
Я помнил, разумеется. Однажды в Оазисе я сказал Нифении: «Однажды ты поймешь, что ты особенная. Но даже пока этого не случилось, знай, что ты особенная для меня». Как ни странно, все это придумал я не сам. Те слова нашла Фериус.
Ниф еще немного придвинулась.
— Если ты хочешь поцеловать меня, Келлен, то спроси, можно ли, или просто сделай это и живи с последствиями содеянного. Но не ходи вокруг да около, ожидая, что я сделаю это за тебя.
Вполне недвусмысленное заявление, я полагаю.
Думаю, я поцеловал бы ее. Или, во всяком случае, попытался. К сожалению, тот навык помнить все, который мы приобретаем в процессе обучения… Иногда он заставляет помнить то, что мы не хотим. Невыносимо-яркий образ, который вложила мне в голову Шелла — мертвый отец Нифении, — вернулся ко мне с такой отчетливой ясностью, что показалось: этот труп прямо здесь, в пещере. Несмотря на почти непроглядный мрак, я словно видел кровь, стекающую по стене прямо передо мной. Я услышал тихий вздох и на какой-то миг решил, что его издал призрачный труп. Разумеется, мое воображение сыграло со мной злую шутку. Нифения вздохнула.
