Отслеживание развивается по похожему неизбежному сценарию. Более того, можно заменить термин «копирование» из предыдущих абзацев на «отслеживание» в следующих, и мы увидим, какие параллели существуют между ними.
Интернет – самая большая и быстрая машина для слежения, и, если к ней прикасается то, что можно отследить, оно будет отслежено. Интернет хочет наблюдать за всем. Мы будем непрерывно следить за собой, друзьями, компаниями и правительствами. Этот факт невероятно беспокоит граждан и до некоторой степени корпорации, потому что когда-то слежка была редкой и дорогой. Некоторые борются против этой тенденции, а кто-то в конце концов начнет с ней работать. Те, кто сообразит, как приручить отслеживание, сделать его приличным и продуктивным, будут процветать, а те, кто попытается полностью запретить его и сделать незаконным, останутся позади. Потребители говорят, что не хотят, чтобы за ними следили, но на деле они продолжают кормить эту машину своими данными ради желаемых преимуществ.
Склонность к отслеживанию имеет скорее технологическую, чем просто социальную или культурную природу. Она появилась бы и в другой стране, даже в командно-административной экономике, даже при другом происхождении и на другой планете. Она неизбежна. Но хотя мы не можем остановить этот процесс, сопровождающие его законодательные и социальные нормы имеют огромное значение. Всеобщее отслеживание неизбежно, но мы можем определить очень многие вещи, влияющие на его характер.
* * *
Быстрее всего на этой планете увеличивается объем производимой нами информации. Она разрастается быстрее, чем любой другой показатель, который можно измерить за много десятилетий. Информация копится стремительнее, чем объемы укладываемого бетона (а они растут на 7 % в год), быстрее, чем производительность смартфонов и микрочипов и чем побочные эффекты от нашей деятельности, такие как загрязнение окружающей среды и выбросы углекислого газа.
Два экономиста из Калифорнийского университета в Беркли суммировали объемы всей производимой информации и вычислили, что каждый год он растет на 66 %. Эта скорость не кажется астрономической, если вспомнить, что, к примеру, поставки плееров iPod увеличились на 600 % в 2005 году
{273}. Но такого рода подъем краткосрочен – он не может длиться десятилетиями (производство iPod резко упало в 2009 году
{274}). Объемы производимой информации устойчиво и невероятно быстро повышаются по крайней мере столетие. Рост на 66 % в год – то же самое, что удвоение раз в 18 месяцев, и неслучайно это скорость, описанная в законе Мура
[64]. Пять лет назад человечество хранило сто экзабайтов информации. Это эквивалент восьмидесяти Александрийских библиотек на человека. Сегодня на каждого в среднем приходятся 320 таких библиотек.
Этот рост можно визуально представить и по-другому – в виде информационного взрыва. Каждую секунду каждого дня на планете производится 6000 квадратных метров материалов для хранения информации – жестких дисков, чипов, DVD, бумаги, пленки, и мы быстро заполняем их. Такая скорость – 6000 квадратных метров в секунду – приблизительно равна скорости ударной волны атомного взрыва, но в отличие от настоящего взрыва, который длится считаные секунды, этот, информационный, не кончается, а продолжается десятилетиями.
В повседневной жизни мы генерируем гораздо больше информации, которую пока не фиксируем и не записываем. Несмотря на взрывной рост отслеживания и хранения, большая часть повседневной жизни не переходит в цифровую форму. Эту неучтенную информацию можно назвать «дикой» или «темной». Приручив ее, мы гарантируем, что общий объем собираемой информации будет удваиваться еще многие десятилетия.
Каждый год мы получаем все больше данных, поскольку генерируем их относительно другой информации. Это называется метаданными. Каждый сохраненный нами бит побуждает создать еще один бит, относящийся к нему. Когда фитнес-трекер в виде браслета на моей руке фиксирует один шаг, он сразу же добавляет метку времени, а затем порождает еще больше новых данных, связывая последнюю информацию с собранной, и еще больше, отображая все это на графике. Подобным образом, когда девочка играет на электрогитаре и передает потоковое видео, собранная в этот момент информация создает основу для индексирующих данных о ее клипе, формирует биты данных для «лайков» или множество комплексных пакетов, необходимых, чтобы поделиться с друзьями. Чем больше данных мы фиксируем, тем больше порождаем. Эти метаданные растут даже быстрее, чем лежащая в основе информация, и почти не ограничены в масштабах.
Метаданные – это новое богатство, поскольку ценность битов увеличивается, когда они связываются с другими данными. Голый и одинокий бит ведет максимально непродуктивную жизнь. Нескопированный, неразделенный, не связанный с другими, он продержится недолго. Худшее будущее для него – припарковаться в темном изолированном подвале с данными. Больше всего биты хотят тусоваться с другими, связанными с ними битами, многократно воспроизводиться и, возможно, стать метабитом или действующим битом в участке устойчивого кода. Если бы их можно было олицетворить, мы бы сказали:
Биты хотят двигаться.
Биты хотят объединяться с другими битами.
Биты хотят, чтобы их учитывали в реальном времени.
Биты хотят, чтобы их дублировали, имитировали, копировали.
Биты хотят быть метабитами.
Конечно, это чистой воды антропоморфизм. У битов нет воли, однако у них точно есть склонности. Биты, связанные с другими битами, будут копироваться чаще. Биты склонны к самовоспроизведению, подобно эгоистичным генам. И так же как гены «хотят» программировать тела, которые помогают им воспроизводиться, эгоистичные биты «хотят» находиться в системах, которые помогают воспроизводиться и распространяться. Биты ведут себя так, словно хотят размножаться, передвигаться, распределяться. Если вы в чем-то полагаетесь на них, об этом полезно знать.
Поскольку биты хотят дублироваться, воспроизводиться и связываться, информационный взрыв и слежку за всеми на уровне научной фантастики нельзя остановить. Уж слишком много благ мы, люди, хотим извлечь из потоков данных
{275}. Главный выбор, стоящий сейчас перед нами, таков: какого рода тотальное слежение мы хотим практиковать? Хотим ли мы оказаться экспонатами в паноптикуме, где «они» знают о нас все, но мы ничего не знаем о них? Или же можно создать взаимную и прозрачную систему, в которую войдет наблюдение за наблюдателями? Первый вариант – ад, со вторым можно иметь дело.
