Духовность и либерализм
Последний вопрос, который я хотел бы обсудить в рамках данной темы, довольно прост: религия и наука никогда не примирятся, пока религия и либерализм не поцелуются и не обнимутся.
Классическое западное Просвещение – с его философией либерализма – во многом возникло как антирелигиозное движение. Либеральные философы и политические теоретики Просвещения стремились, помимо всего прочего, освободить личность от диктата государственной религии и стадного чувства, когда, если вы объявляли о своем несогласии с Папой Римским, испанская инквизиция начинала проводить с вами увлекательные разъяснительные беседы. В противоположность этому либерализм утверждал, что государство не должно поддерживать какую-то одну версию образа жизни: скорее оно должно позволить индивидуумам самим решать для себя этот вопрос (вот что значит отделение Церкви от государства). И поныне либерализм с крайним подозрением относится к религии – просто потому, что многие религиозные верующие и вправду пытаются принуждать других к своим ценностям. Более того, либерализм также установил тесный союз с только нарождавшимися естественными науками (от физики до биологии и химии), которые не обнаружили каких-либо серьезных доказательств в пользу мифических религиозных верований (таких, как вера в то, что вселенная была сотворена за шесть дней). Со своей стороны мифическая религия не видела в либерализме ничего, кроме «ужасающего и безбожного атеизма», который приведет к разрушению общества. Если вкратце: почти с самого начала либерализм и религия были склонны к глубокому антагонизму в отношении друг друга.
Однако, коль скоро мы уже увидели, что есть по меньшей мере два различных типа религии (узкая и глубинная), давайте переосмыслим эту древнюю вражду. Традиционная религия, которую ставило под сомнение Просвещение, была синей религией, придерживавшейся этноцентрических мифов и абсолютизмов (веруйте в мифического Бога, и вы будете спасены; а все неверующие обречены на вечную геенну огненную). Просвещение же, напротив, представляло собой новорожденную мироцентрическую, оранжевую волну бытия, которой была свойственна сильная вера в научный материализм, всеобщий линейный прогресс, коммерцию и эмпиризм. Результатом стало титаническое столкновение мемов, которое в итоге вызвало по меньшей мере две революции (американскую и французскую).
Мы видели, что оранжевая волна – это первая по-настоящему постконвенциональная и мироцентрическая волна сознавания. А посему во многом философы действительно оказались правы в том, что они отстаивали эту весьма экстраординарную волну, акцентировавшую внимание на всеобщих правах человека (универсальных правах, которые в силу своей внутренней логики вскоре были распространены на женщин, рабов, детей и даже животных). Это был фундаментальный переход от этноцентризма к мироцентризму, от социальных иерархий доминирования к меритократиям, от долга к достоинству. И философы были достаточно правы в том, что большинство догм религий мифического участия на самом деле были суевериями, не подкрепленными доказательствами или опытными данными. Но также они совершили и глубокую ошибку, когда посчитали, что вся традиционная религия в целом есть лишь нечто вроде мифа о Санта-Клаусе. Ибо каждая крупная традиция духовной мудрости в своей основе имеет ряд созерцательных практик, которые в своей наилучшей форме раскрывают надрациональные и трансперсональные волны сознания.
[86] Данные созерцательные науки раскрывают не до-рациональные мифы, а надрациональные реалии, и, к сожалению, рациональное Просвещение, в своей реакции на все нерациональные заявления, неосмотрительно выбросило в окно и надрациональное, и дорациональное, да так, что с водицей был выплеснут драгоценный ребенок.
Таким образом, с началом периода Просвещения узкий научный материализм (оранжевый) взял на себя роль жестокого противника почти всех форм религии (как дорациональной, так и надрациональной).
[87] И поныне религия обычно приравнивается к синим верованиям мифического членства (верованиям в буквальную истинность Библии, Торы и Корана и т. д.), а наука, как правило, отождествляется с позицией крайней антирелигиозности. Мой же тезис состоит в том, что и той, и другой нужно ослабить свой узкий и поверхностный фанатизм и раскрыться для хорошей науки и глубинной духовности более высоких волн бытия, где они обе могли бы приходить ко все более глубокому согласию.
Тогда возникнет постконсервативная и постлиберальная духовность. Она будет основываться на достижениях мироцентрического Просвещения и не будет регрессировать к образу действий исключительно мифического членства и предписывающей морали. Мы говорим о духовности, которая недолиберальна и реакционна, а прогрессивна и эволюционна.
[88] Она не стремится принуждать других к своим структурам верований и убеждений, вместо этого она будет способствовать тому, чтобы каждый развивал свои собственные потенциалы, раскрывая в них свою собственную глубинную духовность, лучезарную до бесконечности, сияющую во тьме, наполненную счастьем, простое и чарующее откровение вашего собственного Изначального Лика, вашей божественной души и духа, сияющих даже сейчас.
5. Реальный мир
Давайте держаться вместе, или нас повесят поодиночке.
Бенджамин Франклин
Чаще всего мне задают следующий вопрос в отношении интегрального подхода: есть ли у него применение? Иначе говоря, можно ли применить интегральную, или холоническую, модель к «реальному миру»? В противном случае чего хорошего в Теории Всего, даже если бы таковая у нас и была. Ниже приводится краткая подборка того, что у нас имеется на сегодня.
Интегральная политика
Я сотрудничал с Дрезелом Спрекером, Лоуренсом Чикерингом, Доном Беком, Джимом Гаррисоном, Джеком Криттенденом и рядом других людей при разработке всеквадрантной и всеуровневой политической теории (в дополнение к штудированию трудов политологов, список которых слишком велик, чтобы приводить его здесь). Мы работали с советниками Билла Клинтона, Альберта Гора, Тони Блэра, Джорджа Буша-младшего, Джеба Буша
[89], а также других политиков. По всему миру сегодня наблюдается неожиданно сильное стремление прийти к более сбалансированной и всеобъемлющей политике, которая объединит лучшее из либеральных и консервативных идей: «жизненный центр» Билла Клинтона, сострадательный консерватизм Джорджа У. Буша, немецкое «Neue Mitte», третий путь Тони Блэра и африканский ренессанс Табо Мбеки (если ограничиться лишь несколькими из списка), – и многие теоретики считают, что всеквадрантная и всеуровневая модель является наилучшей основой для подобного объединения.
