3. Дэвид Гартли в своих «Размышлениях о человеке» (1749) разработал психологическую теорию (ассоцианизм), которая считала разум совокупностью ощущений; это хорошо укладывалось в эмпирические теории эпистемологии (Локка, Беркли, Юма); и в совокупности они были созданы для поддержки возникавших в то время политических теорий либерализма. Джеймс Милль и его сын Джон Стюарт Милль переняли эти идеи по одной простой причине. «В психологии, – писал Джон о своем отце, – его фундаментальная доктрина состояла в том, что формирование всего характера человека происходит под властью обстоятельств [объективной причинности], через универсальный принцип ассоциации и последующую неограниченную возможность улучшения морально-нравственного и интеллектуального состояния человечества…» Данное улучшение могло бы происходить под влиянием бихевиористски ориентированного образования, при котором требуемые внешние реалии впечатывались бы во внутренние реалии; или, особенно в более поздних версиях, под влиянием более агрессивной социальной инженерии (вот почему бихевиоризм – невзирая на то, сколь грубым и ложным во многих аспектах он является, – оставался государственной психологией Советского Союза и сохраняется в качестве имплицитной психологии во многих формах традиционного либерализма).
4. Как отмечает Джон Пассмор (в книге «Сто лет философии»): «В одной из своих самых ранних речей [Джон Стюарт] Милль объявил, что он разделяет убежденность своего отца в возможности усовершенствования человека; та же самая вера не менее ярко выражена и в поздних трудах Милля. Он всегда с ходу отвергал возможность врожденных различий, что наиболее страстно было выражено в его труде „Подчиненность женщины“ (1869), в котором он утверждал, что даже „наименее оспариваемые различия» между полами таковы, что „они, вполне возможно, произведены обстоятельствами [объективная причинность] без каких-либо различий в способностях, данных от природы [субъективная причинность]“». Всегда есть чистая доска, на которую можно излить более совершенный мир извне, без какого-либо рассмотрения того вопроса, существуют ли внутренние реалии, которые также требуют рассмотрения. «Чистая доска» означала радикальную социальную политику. «Ассоцианизм, по взглядам Милля, не есть только лишь психологическая гипотеза, которую необходимо открыто изучить: это существеннейшая презумпция для радикальной социальной политики».
То же самое справедливо и для эмпиризма: это не просто эпистемология, а план для социального действия, основывающегося почти всецело на объективной причинности (и имплицитном отрицании субъективной причинности), что и представляло одну из основных мотиваций для его принятия. «Эмпиризм, аналогично этому, есть нечто большее, нежели эпистемологический анализ; не быть эмпириком – означает прослыть сторонником „господствующей системы“: быть приверженцем „священных“ доктрин и социальных институтов». Вера во что-либо, кроме эмпиризма, есть, по словам Милля, «оказание величайшей поддержки ложным доктринам и плохим социальным институтам». Эмпиризм, таким образом, представляет собой путь к безграничному совершенствованию человека (отсюда и появляется «усовершенствование» в качестве пункта повестки социальной инженерии).
С другой стороны, как мы увидим, это было благородной попыткой перейти от этноцентрических концепций врожденных, но зачастую дискриминирующих по своему характеру «различий» (например, веры в то, что язычники рождаются уже бездушными) к мироцентрической и постконвенциональной морали, настолько освобожденной от предрассудков и предубеждений, насколько возможно (и я разделяю данную мотивацию). Факт же в том, что значительная часть «господствующей системы» – которая во времена Милля включала этноцентрические и мификочленские доктрины Церкви («священных социальных институтов») – в действительности нуждается в критической переоценке, а эмпиризм, совершенно определенно, способен в этом помочь (ведь он ставит под сомнение эмпирические заявления узкой религии). С другой же стороны, отрицая то, что у внутренних измерений есть своя реальность, свои области, стадии и состояния – и на самом деле сводя их до простых отпечатков сенсомоторного мира, – либеральная философия и психология серьезно мешают достижению собственных же целей. Если они будут придерживаться исключительно идеологии сенсорного эмпиризма и чистой доски, то окажутся основной причиной мировоззрения научного материализма – флатландского взгляда на вселенную, который в действительности подрывает и иногда грубейшим образом нарушает рост и развитие внутренних измерений. Если и может быть «безграничное усовершенствование» человека, то оно лежит не просто в развитии внешних измерений, но также и в понимании спирали внутреннего развития. Как мы увидим на страницах данной главы, либеральная «чистая доска» благородно нацеливалась на мироцентрическое моральное сознание и затем сама же и закрыла к нему дорогу. Именно поэтому чем более «либеральным» и «разрешающим» становится общество, тем меньше в нем может процветать либерализм. Когда все позиции считаются равными и не выносится «никаких суждений» в отношении различных позиций – дескать, ни одну из них нельзя «притеснять», – тогда эгоцентризм и этноцентризм получают карт-бланш и все условия для процветания, и тогда само существование мироцентрического либерализма оказывается под серьезной угрозой. Традиционный либерализм своей деятельностью подрывает основания самого же традиционного либерализма. См. «Один вкус», записи от 3 и 15 октября и 10 декабря, а также «Бумерит». Поскольку волна мифического членства (синий мем) – это нормальная и необходимая волна человеческого развития, подлинно интегральная политика, основывающаяся на первичной директиве, должна осознать совершенно необходимую (но и ограниченную) роль, которую синий мем играет в любом обществе. Она не будет просто пытаться его разрушить, чем занимается либеральный зеленый мем всякий раз, когда получает такую возможность. Зеленый разрушает синий – это один из настоящих политических кошмаров в нашей стране и за рубежом.
5. Таким образом, интегральная политика пытается интегрировать политические ориентации по всему спектру по меньшей мере трех основных областей всеквадрантной и всеуровневой модели: социальная причинность, индивидуальное/коллективное и уровни развития. Есть ряд других областей, которых не нужно касаться в данном простом введении, такие как направление изменений (регрессивное, прогрессивное, стационарное; проявляется, например, в противостоянии взглядов «воссоздания благосостояния» и «роста к благосостоянию»), методы изменения (критические, транслирующие, трансформирующие) и типы свободы (отрицательная, положительная). Наиболее значимы следующие три области:
1) Социальная причинность. Если человек испытывает страдания, неравенство или притеснение своих прав, где нам следует искать основную причину: в самом человеке или в социальной организации? Вопрос ли это природы или воспитания? Внутренней причинности или внешней причинности? Либералы, как правило, ищут причину страданий в объективных социальных институтах: люди страдают, потому что общество несправедливо устроено. Если вы бедны, это значит, что вас притесняли, маргинализировали, лишали прав; или, по крайней мере, вы бедны потому, что вам не было дано равных по сравнению с другими возможностей (например, Дж. С. Милль). Консерваторы же, с другой стороны, склонны искать основную причину в самом человеке: вы бедны потому, что ленивы. Консерваторы обвиняют внутренние факторы во многих человеческих страданиях; социальные институты не притесняют людей в такой степени, скорее они помогают им реализовать свой высший потенциал (например, Эдмунд Берк). Для консерваторов основная причина страдания лежит, таким образом, в индивидууме, а не в его окружении, том, как он рос, или социальных институтах.
