Иван Каширин, любимец казачьей бедноты, популярный своей удалью, находчивостью. Высокий и стройный, он держался с подкупающей простотой и красочностью. Синие казачьи офицерские брюки, высокие хромовые сапоги. Иван Дмитриевич носил летом в жару простую рубаху-косоворотку или гимнастерку. На ней эффектно выделялся серебряный пояс, кривая казачья шашка — тоже в серебре. Наган. Каширин отпустил рыжеватую бородку, а голову часто брил. Ему было меньше тридцати, с виду это был душа-кавалерист, рубака и весельчак.
Рядом с Иваном скромно выглядел старший Каширин, Николай. Среднего роста, брюнет, темноглазый, с задумчивым, строгим лицом, в обычном костюме казачьего офицера. Николай еще не оправился от ран, ходил, опираясь на костыль или на гусарскую в металлических ножнах шашку. Николай твердый большевик, скромный, решительный, настойчивый.
Из других командиров отрядов наиболее популярным был Николай Томин, командир Троицкой бригады, бывший казачий урядник. Высокий, плотный, с русой бородкой, в старенькой кожанке, с неизменной плеткой в руке, с револьвером у пояса, биноклем на груди. Томин был недавно ранен в руку и весь поход проделал с рукой на перевязи. Деятельный, спокойный и бесстрашный, он всегда был впереди передовых частей фронта. Неизвестно было, когда он отдыхал, так привыкли его видеть всегда бодрствующим».
А вот портрет тех же братьев Кашириных, увиденных с другой стороны линии фронта, глазами уже знакомого нам Гавриила Васильевича Енборисова: «Я уверен, что Каширины, особенно Иван, — люди совсем не идейные, а просто они привыкли смотреть на своего отца — атамана станицы — в течение 27 лет как на человека, занимающего должность и Божественного происхождения, и они, как наследники его должности, должны быть тоже атаманы, тоже власть, а большевикам это все равно, ибо идейного из них нет ни одного — только грабь награбленное. Если бы жиды прогнали Кашириных, то они всю эту идею стащили бы в кабинет с надписью «00». Раз человек из ярого монархиста легко перелетел в революционеры, то еще легче они способны вернуться обратно, как и вообще все перелеты — трусишки-шкурники идут за шкуру».
Блюхер, безусловно, был более идейным, чем братья Каширины. Все-таки большевик с дореволюционным стажем, да и рабочий по профессии. Трудно представить его во главе полка или дивизии у белых. Хотя, что любопытно, полки и дивизии из рабочих были как раз самыми боеспособными войсками в армии Колчака. Командовавший одной из таких дивизий, Ижевской, генерал Викторин Михайлович Молчанов, будущий противник Блюхера на Дальнем Востоке, на закате своей долгой жизни (а прожил он без малого 89 лет) вспоминал: «Если на юге России были корниловцы, марковцы, дроздовцы, то там не было таких частей, как ижевцы, воткинцы, михайловцы, состоявшие исключительно из рабочих».
А с Кашириными Блюхер сумел найти общий язык. Старший из братьев потом разделил судьбу Василия Константиновича. В августе 1937 года был арестован командарм 2-го ранга Николай Дмитриевич Каширин, еще в июне вместе с Блюхером судивший Тухачевского. 14 июня 1938 года его расстреляли. Младшего, Ивана, тоже командарма, лишь ранняя смерть спасла от почти неизбежных репрессий. Оба Каширина ведь были людьми своенравными, независимыми, да еще и казачьими офицерами в прошлом.
План Николая Каширина полностью провалился. Не только казачья беднота не присоединилась к красным. но и в ночь на 2-е августа ряд командиров Верхнеуральского отряда из числа офицеров — Николай Енборисов, сын Гавриила Васильевича. Каюков и другие. с частью казаков перешли к белым.
Жизнь Енборисова-младшего окончилась трагически. Его отец писал в мемуарах: «Не могу умолчать и о том. что старший мой сын Николай, довольно лихой офицер, участник германской войны, получивший много контузий, ранений и по излечении всегда возвращавшийся в бой, получивший очень много наград, ярый противник Советов, неожиданно сделался Андреем Тарасовичем Бульбой, т. е. послушался бабы (жены) и не исполнил благословения своего отца, ушел к Советам; и после того, как блудный сын было вернулся, отец его, человек грешный, не удостоился быть библейским отцом — не созывал гостей и не задавал пира, ибо, когда Родину ведут на эшафот. Библией заниматься не приходится; в результате сын похоронен в поселке Арсинском по христианскому обряду. Здесь была еще громадная ошибка со стороны казаков Спасской станицы, но называть их пока несвоевременно». Николай Гаврилович Енборисов, как отмечалось в сообщении начальника штаба 2-й дивизии Уральского корпуса белых, был «уничтожен до опроса» и никаких сведений сообщить не смог. Казаки явно поторопились.
Братья Каширины признали свою ошибку. Теперь был принят план Василия Константиновича — идти через рабочие районы. Соответственно, ему и было вручено главное командование. Надо учесть, что в ту пору все командиры были выборные и непросто было понравиться партизанской вольнице и одновременно сохранять дисциплину и твердо осуществлять намеченные оперативные решения. Блюхеру это удалось.
Пройдя с боями более тысячи километров, бойцы Сводного Уральского отряда Кашириных и Блюхера 12 сентября 1918 года соединились в районе деревни Тюйное Озеро с частями 3-й советской армии. Если считать путь от Оренбурга, то он составил около 1,5 тыс. километров. Несмотря на потери, численность Сводного Уральского отряда почти не уменьшилась, поскольку он постоянно пополнялся рабочими с уральских заводов. Блюхером заинтересовался Ленин. По его просьбе член Уральского обкома компартии А.П. Спунде прислал председателю Совнаркома краткие сведения о Василии Константиновиче: «Участвовал почти все время в ликвидации дутовщины. Последний раз ушел из Челябинска против Дутова в начале мая при следующих обстоятельствах. В это время он лежал в лазарете, так как открылась рана, полученная на войне против немцев еще во время Керенского. В 8 часов утра были получены сведения о Дутове, к 10 утра Блюхер был уже в штабе для организации выступления. Был отрезан где-то в районе Оренбурга чехами. Сейчас, пробывши около 4 месяцев в тылу у чехов (на самом деле отряду Блюхера больше пришлось сражаться не с чехами, а с оренбургскими казаками и Народной армией Комуча. — Б.С.), вышел к нам где-то около Бирска, увеличив значительно свои войска. При этом он не воспользовался ближайшей дорогой на Ташкент, а выбрал гораздо более трудную — на Урал, идя наперерез Самаро-Златоустовской железной дороге. Питался все время чешскими патронами и снарядами.
Товарищи, проведшие с ним последнюю дутовскую кампанию, утверждают, что буквально во всех случаях его стратегические планы на поверку оказывались абсолютно удачными. Уральский областной комитет РКП (и, конечно, Советов тоже) настаивает на том, чтобы Блюхер с его отрядами был отмечен высшей наградой, которая у нас существует, ибо это небывалый у нас случай».
И 30 сентября 1918 года, когда ВЦИК учредил первый советский орден Красного Знамени, Блюхеру было решено вручить этот орден за номером 1. «Переход войск тов. Блюхера в невозможных условиях может быть приравнен разве только к переходам Суворова в Швейцарии», — отмечалось на заседании ВЦИК. 14 октября ордена Красного Знамени был удостоен Н.Д. Каширин, а позднее ордена, именное оружие, серебряные часы и портсигары получили многие бойцы и командиры Сводного Уральского отряда.
