Но вернемся в Северную Таврию. В октябре 20-го превосходящие силы красного Южного фронта под командованием М.В. Фрунзе нанесли поражение Русской армии барона Врангеля и оттеснили ее за крымские перешейки. Две бригады блюхеровской дивизии пошли в обход неприятельских укреплений через Сиваш на Литовский полуостров, две другие штурмовали в лоб Турецкий вал. Потери были очень большие. Строго говоря, в лобовой атаке перекопских укреплений большой нужды не было. Советская группировка на Литовском полуострове все равно угрожала им с тыла, а достаточных сил для ее ликвидации Врангель не имел, даже если бы снял все войска с Турецкого вала. Ведь даже по данным советского историка Н.Е. Какурина преимущество Красной Армии в тот момент было подавляющим: 133 591 штык и сабля и около 600 орудий против 19 610 штыков, сабель и 180 орудий. К тому же Врангель после отступления в Крым думал уже в первую очередь об эвакуации за море и не собирался оборонять перешейки до последнего человека. В этих условиях целесообразнее было бы только демонстрировать подготовку к штурму Турецкого вала и ограничиться артиллерийским обстрелом позиций белых, максимально усилив в то же время группировку, переправившуюся через Сиваш. Однако Фрунзе решил, что для облегчения успеха войск, действовавших на Литовском полуострове, необходим полномасштабный штурм Турецкого вала, и Блюхер должен был продолжать безрезультатные атаки. В итоге врангелевцы, опасаясь быть отрезанными от портов двумя дивизиями, наступавшими с Литовского полуострова, в ночь с 8-го на 9-е ноября сами оставили Турецкий вал и отошли к Юшуньским позициям. К утру 10 ноября вновь соединившиеся под единым командованием четыре бригады 51-й дивизии начали преодолевать эти позиции. В этот день уже началась эвакуация Русской армии, поэтому оставшиеся у Юшуни арьергарды получили приказ постепенно отходить, сдерживая продвижение красных артиллерийским огнем и контратаками немногочисленных кавалерийских частей. 11 ноября 51-я дивизия заняла станцию Юшунь. Противник прекратил контратаки против советских дивизий, наступавших со стороны Литовского полуострова и начал стремительно отходить к портам посадки. Красные части были сильно утомлены и не смогли организовать преследование. 12 ноября командование разрешило им устроить дневку, что позволило белым значительно оторваться от преследователей. Врангель, в отличие от Деникина в Новороссийске, благополучно вывез из Крыма свои главные силы и большое число гражданских беженцев — всего около 146 тыс. человек, из которых примерно 83 тыс. военных.
В рапорте по итогам боев за Перекоп Блюхер писал: «Задача, поставленная перед дивизией — пробить дорогу в Крым, — выполнена. 11 ноября в 12 часов занята станция Ишунь (другое название — Юшунь. — Б. С.), впереди Крым, укреплений больше нет, лучшие силы Врангеля разгромлены окончательно: корниловцы, дроз-довцы, марковцы, гвардейцы, второй армейский корпус представляют из себя жалкие остатки и панически бегут. Армия, представлявшая гордость Врангеля, разбита и уничтожена. Пали неприступный Турецкий вал и четыре линии Ишуньских позиций. Полуодетые, голодные, уставшие, участвовавшие беспрерывно во всех боях красноармейцы и командиры разгромили йе только превосходившую в живой силе армию (читатель, надеюсь, оценит весь юмор этого пассажа, если вспомнит, что войск у Фрунзе было почти всемеро больше, чем у Врангеля. — Б.С.), но и разбили ее за десятками рядов проволочных заграждений (десятков рядов колючей проволоки, опять же, не было. — Б. С.) и бесчисленными рядами окопов». Фрунзе, в свою очередь, 12 ноября докладывал Ленину: «Свидетельствую о высочайшей доблести, проявленной геройской пехотой при штурмах Сиваша и Перекопа. Части шли по узким проходам под убийственным огнем на проволоку противника. Наши потери чрезвычайно тяжелы. Некоторые дивизии потеряли три четверти своего состава. Общая убыль убитыми и ранеными при штурмах перешейков не менее 10 тысяч человек. Армии фронта свой долг перед Республикой выполнили. Последнее гнездо российской контрреволюции разорено». Немалые потери в этих боях понесли и белые. В одной только Дроздовской дивизии было около 700 убитых и раненых, а остатки одного из батальонов перешли на сторону красных. Командир дивизии генерал А.В. Туркул вспоминал последнюю контратаку дроздовцев: «В последний раз, как молния, врезались дроздовцы в груды большевиков. Контратака была так стремительна, что противник, уже чуявший наш разгром, знавший о своей победе под ударом дроздовской молнии приостановился, закачался и вдруг покатился назад. Цепи красных, сшибаясь, накатываясь друг на друга, отхлынули под нашей атакой, когда мы, белогвардейцы, в нашем последнем бою, как и в первом, винтовки на ремне, с погасшими папиросами в зубах, молча шли во весь рост на пулеметы. Дроздовский полк в последней атаке под Перекопом опрокинул красных, взял до полутора тысячи пленных. Только корниловцы, бывшие на левом фланге атакующего полка, могли помочь ему. На фронте, кроме жестоко потрепанной Кубанской дивизии, не было конницы, чтобы поддержать атаку. В тыл 1-у полку ворвался броневик, за ним пехота. Под перекрестным огнем, расстреливаемый со всех сторон, 1-й Дроздовский полк должен был отойти».
Толпы красных волной захлестнули немногочисленных защитников белого Крыма. 15 ноября бойцы 51-й дивизии вместе частями 1-й Конной армии вошли в Севастополь, откуда за сутки до этого отошли последние суда белых.
Блюхер за взятие Крыма получил еще один орден Красного Знамени, а Реввоенсовет 1-й Конной армии преподнес «красному вождю и победителю на Перекопе и Ишуне» золотые часы. В последующие месяцы 51-й дивизии совместно с армией Ворошилова и Буденного пришлось бороться со вчерашним союзником — батькой Махно. Летом 1921 года произошла вторая встреча Василия Константиновича с Варецким. Последний вспоминал, что «Блюхер в крестьянской среде чувствовал себя как дома», поражая селян знанием агрономических тонкостей. «А дозвольте спросить, вы по какой части будете, по земельной?» — поинтересовался один из стариков. «По земельной, папаша, — улыбнулся Блюхер, обнаруживший вдруг прекрасное знание местного украинского наречия. — Землю вашу освобождаем от Махно, от непорядков всяких, чтоб никто не мешал вам спокойно работать на земле. Понял?»
Однажды Блюхер с Варецким оказались в донской станице, и с казаками Василий Константинович тоже быстро нашел общий язык и даже пел вместе с ними песни. Потом он говорил Варецкому: «А хороши песни у казаков. Только поют они не так, старики пели лучше». Видно, доводилось Василию Константиновичу прежде, до революции, побывать и на Дону.
На Украине, когда они остановились в доме священника, Блюхер даже подружился с батюшкой и обещал прислать ему красок (священник занимался живописью). Характерен отзыв Блюхера, запечатленный Варецким: «Хороший, талантливый старик. Жалко, что священник». Сам Василий Константинович в Бога не верил, но готов был признать, что и среди священнослужителей попадаются порядочные люди.
Варецкий так суммировал свои впечатления о легендарном красном полководце: «В памяти остался образ интеллигентного, образованного человека и авторитетного командира. Ничего я не мог сказать о нем как о коммунисте; однако у меня осталось впечатление, что к социальной логике даже того времени он относился критически. Несомненно, портили общее впечатление его сухость и та подчеркнутая корректность, которые, точно барьер, отделяли Блюхера от его собеседников. Но Блюхер, вто же время, был совсем другим, находясь в окружении крестьян, красноармейцев и посторонних, не связанных с ним службой людей».
