Но случай с необстрелянными бойцами произвел сильное впечатление на председателя московской комиссии Г.И. Кулика. Он вдруг предложил отдать приказ об отводе наших частей с плацдарма. Командование группы войск пыталось доказать нецелесообразность такого решения, а потом наотрез отказалось выполнять его (имени командовавшего на Халхин-Голе 1-й армейской группой Г.К. Жукова, находившегося в 63-м году в опале, Воронов назвать в положительном контексте не решился. — Б.С.). Об этом узнала Москва (точнее, Сталин. — Б.С.). Оттуда пришло указание — войска не отводить, а комиссии Кулика немедля возвратиться в столицу. Утром проводили улетающих. Все облегченно вздохнули: Кулик вносил много путаницы».
Эпизод с предложением Кулика оставить плацдарм за Халхин-Голом подтверждают в мемуарах и Буденный, и Жуков. В беседе с писателем Константином Симоновым Георгий Константинович рассказывал: «Когда вначале создалось тяжелое положение, когда японцы вышли на этот берег реки у Баин-Цагана, Кулик потребовал снять с того берега, с оставшегося у нас там плацдарма, артиллерию — пропадет, мол, артиллерия! Я ему отвечаю: если так, давайте снимать с плацдарма все, давайте и пехоту снимать. Я пехоту не оставлю там без артиллерии. Артиллерия — костяк обороны, что же — пехота будет пропадать там одна? Тогда давайте снимать все. В общем, не подчинился, отказался выполнить это приказание и донес в Москву свою точку зрения, что считаю нецелесообразным отводить с плацдарма артиллерию. И эта точка зрения одержала верх».
В данном случае прав оказался Жуков, а не Кулик. Однако и предложения Григория Ивановича нельзя назвать абсурдными. Если бы японцы располагали на Халхин-Голе танковыми и моторизованными частями, то плацдарм, возможно, действительно пришлось бы эвакуировать. Жуков лучше Кулика знал противника и был уверен, что японцы не смогут развить успех, достигнутый благодаря нестойкости 63-го стрелкового полка 82-й мотострелковой дивизии, сформированной на основе территориальных частей. Но Кулику Сталин этот инцидент не поставил в вину. В том же 39-м Григорий Иванович стал заместителем наркома обороны и начальником Главного Артиллерийского управления, в которое было преобразовано прежнее Артиллерийское управление РККА. А через год Кулику присвоили звания Героя Советского Союза и маршала.
О Кулике оставил воспоминания и Адмирал Флота Советского Союза Николай Герасимович Кузнецов, познакомившийся с Григорием Ивановичем еще в Испании, а первый острый конфликт имевший с ним во время финской войны: «В штаб Ленинградского военного округа приехали Л.З. Мехлис и Г.И. Кулик. Они вызвали адмиралов Галлера и Исакова и стали давать им весьма некомпетентные указания. Необоснованные претензии к флоту с их стороны обострились, когда кампания на суше стала затягиваться. Г.И. Кулик вносил немало суматохи там, куда его посылали. Впервые я услышал о нем в Испании, где его прозвали «генералом но-но». Кроме слова «но» — «нет», он почти ничего по-испански не знал и потому употреблял его кстати и некстати. Вернувшись в Москву, Г.И. Кулик занял высокий пост, потом стал маршалом. В начале войны он оказался в окружении, кое-как выбрался из него. Потом его послали представителем Ставки на Юг. За то что он подписал какие-то необдуманные приказы, его судили и снизили в звании. Но, насколько я знаю, и это мало образумило его».
Николай Герасимович то ли забыл, что бывшего маршала потом расстреляли, то ли не стал упоминать об этом, чтобы не разрушать впечатления от нарисованного малопривлекательного портрета Кулика. Невинно убиенному читатель наверняка посочувствует. А ведь сам Кузнецов побывал в шкуре Григория Ивановича, дваж-. ды будучи разжалован и, как и Кулик, восстановленный в высшем воинском звании только посмертно (но посчастливилось ему умереть в собственной постели).
Положим, утверждение, что в Испании Кулик всем только мешал, вряд ли верно. Не стали бы генерала, от которого не было никакого толку, награждать орденом Ленина и отдавать под его начало всю артиллерию Красной Армии.
Между прочим, когда Кулик ругал флот, он был прав. В самый канун финской войны шеф НКВД Л.П. Берия направил Ворошилову письмо, где констатировал, что Балтийский флот к боевым действиям совершенно не готов, а на некоторых кораблях артиллеристы даже не умеют заряжать пушки. Лаврентий Павлович подчеркивал: «Артиллерийская подготовка флота находится не на должной высоте. Крейсер «Киров» ни одну из зачетных стрельб из главного калибра не выполнил. Новые миноносцы и лидеры зачетных стрельб не выполнили, а старые эсминцы, которые в предстоящей операции будут осуществлять десантные задачи, огневой подготовки в течение всей летней кампании не проходили и использовались только лишь как обеспечивающие корабли.
Новую материальную часть артиллерии личный состав, в том числе командиры боевых частей, знают плохо. Установленные на новых кораблях пушки К-34 76-мм и крупнокалиберные пулеметы ДК еще не опробованы.
На «Якобинце» при проверке знаний материальной части оказалось, что личный состав не может даже самостоятельно зарядить пушку К-21. На некоторых кораблях и береговых частях нет таблиц стрельб. Форт «Краснофлотский», на который возложены весьма ответственные задачи, таблицы сверхдальних стрельб для 12-дюймового калибра получил только лишь 16 ноября».
Конечно, войска Ленинградского округа были подготовлены к войне не лучше флота, но они хотя бы на завершающем этапе, пусть с большими потерями, но прорвали линию Маннергейма. Моряки же, несмотря на свое подавляющее превосходство, так и не смогли подавить береговые батареи финнов и нарушить судоходство в Финском заливе. Так что Кулику было за что ругать подчиненных Кузнецова. Сам же Григорий Иванович всю жизнь был убежден, что сыграл решающую роль в успехе финской кампании. Он говорил всем и каждому, что первым придумал сопровождать пехоту в наступлении артиллерийским огнем. В действительности этот прием был известен еще в Первую мировую войну, но он требовал хорошего взаимодействия пехоты и артиллерии и высокой выучки артиллеристов, чтобы не попасть по своим. Худо-бедно, но такое взаимодействие Кулик наладил. Во время повторного штурма линии Маннергейма в феврале 40-го пехоту сопровождал огневой вал. Артиллеристы научились также во время артподготовки делать несколько ложных переносов огня в глубину обороны, чтобы противник подумал, будто начинается атака, вышел из укрытий в окопы и попал бы под повторный губительный обстрел. Правда, финны быстро нашли противоядие. Они подпускали наступающих красноармейцев на дистанцию в 100 м и только тогда возвращались в окопы. Чтобы преодолеть по глубокому снегу эту последнюю в буквальном смысле огненную сотню метров требовалось 20 минут. Этого времени финским пехотинцам было вполне достаточно, а еще раз ударить по финским позициям советская артиллерия уже не могла, так как неминуемо задела бы своих.
Тем не менее линию Маннергейма Красная Армия все-таки прорвала. Решающую роль в прорыве сыграла артиллерия, которая смогла в конце концов стрельбой прямой наводкой разрушить многие финские доты. И в марте 40-го Григорий Иванович Кулик был удостоен звания Героя Советского Союза «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с финской белогвардейщиной и проявленные при этом отвагу и геройство».
