Мы пытались взять главную высоту, господствующую над городом, — наше наступление было отбито (речь, несомненно, идет о той контратаке на гору Митридат, которую описывает П.И. Батов. — Б. С.). Мы могли только продержаться Здня, и мною была доложена Ставке 14. 11. 41 г. через дежурного генерала обстановка, что мы сможем продержаться еще сутки. Я просил доложить т. Шапошникову и Вам лично и сказал, что я жду у аппарата ответа. Я получил ответ только 16. 11. 41. Прошу телеграмму прочесть, где т. Шапошников указывал план перевоза техники, артиллерии на Тамань, а стрелковые части оставить на восточном берегу Керченского полуострова. Этой директивой фактически была санкционирована сдача г. Керчи. Оставить стрелковые части на восточном берегу Керченского полуострова было невозможно, так как мы уже перешли (через пролив. — Б.С.), а главное, что главные прикрывающие силы 2 полка 302-й дивизии понесли потери за 4—З дня боя и у них осталось в одном полку 15–18 процентов, а во втором 25–30 процентов активных штыков, других сил у нас не было. Я просил следствие и суд допросить командиров, которые дрались, мне было отказано. Суд же происходил на основе материалов, директив Ставки, показаний Левченко и карательных органов.
В проекте говорится, что я своим пораженческим поведением в г. Керчи и Ростове усилил пораженческое настроение армии и деморализовал ее в среде командования. Это неправильно. Никто никогда не видел и не слыхал от меня упаднического настроения ни слова. Пусть хоть один человек из этих обеих армий скажет, что я проявил трусость или паникерство. Это сплошная выдумка от начала до конца.
В отношении Ростовской операции: я просил, чтобы прокурор разобрал этот вопрос, так как в постановлении Комитета Обороны меня обвиняют также в сдаче Ростова. Я просил т. Бочкова допросить Военный совет 56-й армии, командиров и комиссаров дивизий, он отказался. Сказал, что никакого обвинения юридически мне предъявить не может.
Тов. Сталин! Я Вас убедительно прошу разобрать Ростовскую операцию, только обязательно с допросом Военного совета 56-й армии, командиров и комиссаров дивизий. Вы тогда убедитесь, кто же разбил группу Клейста. Это сделала 56-я армия, а не Южный фронт».
Не обошел Григорий Иванович и обвинений в моральной нечистоплотности: «Относительно предъявленного мне обвинения в пьянстве систематическом и развратном образе жизни — это гнуснейшая интрига. Когда Вы позвонили мне в город Ростов по этому вопросу, я просил Вас расследовать эту провокацию, направленную против меня. В городе Ростове мы жили все коммуной в одной квартире с Военным советом, адъютантами и охраной. Прошу допросить этих лиц. В Краснодаре я был около 3 дней, жил в даче крайкома, всегда обедал и ужинал вместе с секретарем обкома и председателем крайисполкома. Прошу также допросить, что я там делал.
В Тамани жил 6 дней у колхозника, где находился со мной председатель Краснодарского крайисполкома т. Тюляев. Прошу допросить этих лиц, чтобы избегнуть позорного провокационного обвинения».
Действительно, трудно предположить, чтобы маршал занимался развратом в присутствии адъютантов, охраны и членов Военного Совета. И пьянствовать, очевидно, он мог только вместе с тем же Двинским, Тюляевым и руководством 56-й армии. Но никому из тех, кто был вместе с Куликом, обвинений в пьянстве и разврате не предъявляли.
Пытался Григорий Иванович оправдаться и по поводу обвинений в самоснабжении и злоупотреблении маршальским званием: «В Ростове мы жили все вместе и питались с одной кухни. Питание организовывал интендант 56-й армии, прошу его допросить. В Краснодаре организовывал питание крайисполком. В Тамани организовывал питание начальник тыла Дунайской флотилии, прошу их допросить, какие я давал распоряжения. Они сами меня питали. Я посылал продукты, главным образом фрукты, в Свердловск, мне дали в Краснодаре. В отношении снабжения моего вагона: я просил снабдить крайисполком Краснодара, а вино и фрукты мне прислали из Грузии товарищи. Никаких моих злоупотреблений по превышению власти в этом отношении никогда не было».
Мы уже убедились, что как раз самоснабжением Кулик, как и многие другие генералы и маршалы, грешил. Но вот бездарным полководцем, трусом и развратником, похоже, не был. Только Сталина это обстоятельство ничуть не волновало. Он уже выбрал Григория Ивановича в качестве жертвы, решив списать на него керченскую неудачу. 2 марта 1942 года Сталин приказом по Красной Армии объявил о разжаловании Кулика в связи с самовольным оставлением Керчи и Ростова, когда маршал якобы «вел себя как трус, перепуганный немцами», а также за пьянство, самоснабжение и «развратный образ жизни». Но ведь еще в разгар сражения за Ростов командующий 56-й армии Ремезов докладывал Шапошникову: «Очень нехорошо, с нашей точки зрения, ведет себя Григорий Иванович, сегодня его жизнь неоднократно была на волоске». А секретарь Ростовского обкома Двинский, уже после разжалования Кулика, в записке Сталину от 22 февраля 1942 года сообщал: «17 октября меня как секретаря обкома партии вызвали в штаб СКВО, и Кулик, только что приехавший с поля боя, заявил мне, что силы наши после упорного сражения под Таганрогом истрачены, что противник идет на Ростов, что задержать противника до города нельзя, будем давать городской бой, а я, как секретарь обкома, должен вывести безоружное население из города, чтобы не мешали бою и не гибли зря. Так и было сделано». Значит, Кулик сам не гнушался появляться непосредственно на поле сражения, заглядывал в глаза смерти, хотя маршалу, наверное, находиться на передовой позволительно лишь в исключительных случаях. Может, Григорий Иванович решил, что тогда под Ростовом и был этот исключительный случай. Понимал, что за сдачу Ростова Сталин по головке не погладит. И, хочу еще раз подчеркнуть, Кулик позаботился об эвакуации мирного населения, чтобы оно не гибло в предстоящих уличных боях.
Нельзя сказать, что Григорий Иванович безоглядно рисковал собственной жизнью. Из окружения в Белоруссии выходил переодетым, избегая встреч с немцами. В обреченной Керчи пробыл лишь три часа, понимая, что там уже делать нечего. И под Ростовом в конце концов сумел не только отвести из города 56-ю армию без больших потерь, но и разработать план контрнаступления, завершившегося полным успехом уже после отъезда маршала. Нет, мне все больше кажется, что Кулик был отнюдь не бездарным полководцем! Но даже этот успех Сталин в приказе от 2 марта 1942 года ухитрился поставить Григорию Ивановичу в вину: «Дальнейшие боевые события на Южном и Крымском фронтах, когда в результате умелых и решительных действий наших войск Ростов и Керчь вскоре же были отбиты у противника, со всей очевидностью доказали, что имелась полная возможность отстоять эти города и не сдавать их врагу». Хороша логика. Раз Керчь и Ростов удалось захватить вновь, значит, и удержать их ранее можно было без труда. Как будто не изменилась обстановка за эти несколько недель, как будто не пришлось организовывать для освобождения Керчи специальную десантную операцию с привлечением сил двух свежих армий, как будто не были ослаблены к концу ноября силы Клейста под Ростовом, а армия Ремезова не получила подкреплений!
Чтобы закончить разговор о событиях в Керчи и Ростове, нам придется перенестись сразу в 1957 год, когда Кулика полностью реабилитировали и восстановили посмертно в званиях Маршала и Героя Советского Союза. В записке от 4 января 1957 года заместитель министра обороны И.С. Конев и Генеральный прокурор СССР Р.А. Руденко сделали следующий вывод: «На основании материалов изучения дела и оперативных документов, относящихся к боевым действиям на Керченском направлении, Генеральный штаб пришел к заключению, что к 11–15 ноября 1941 года силы противника на этом фронте количественно превосходили наши войска в несколько раз (действительно, если учесть, что у немцев было три более или менее полнокровных дивизии, а советских войск в Керчи уже к 11 ноября осталось 11,5 тыс. человек, то получается, что противник обладал трехкратным превосходством, и даже прибудь Григорий Иванович в Керчь не 12-го, а 11-го, ничего изменить он бы не смог. — Б.С.) и что в сложившихся условиях командование войсками Керченского направления, а также бывший Маршал Советского Союза Кулик с наличными и притом ослабленными силами и средствами удержать город Керчь и изменить ход боевых действий в нашу пользу не могли. Таким образом, за оставление города Керчи Кулик Г.И. был осужден необоснованно».
