Показания Хейло о якобы многочисленных антисоветских беседах между тремя опальными генералами Кулик на суде отверг. Григорий Иванович настаивал, что лишь однажды слышал от Гордова нечто антисоветское: «Гордое допустил злобное высказывание, что якобы при царе пахали сохой и лошадью, а при Советской власти пашут на людях». Припомнил Кулик, что Василий Николаевич однажды прошелся и насчет Иосифа Виссарионовича: «Сталин обеспечивает только себя, а нас не обеспечивает». Но на антиправительственный заговор все эти высказывания никак не тянули. Признал Кулик и разговоры с Паэгле, а также свою вину в том, что, «находясь в Смоленской области, я однажды зашел в дом учительницы, которая жила очень бедно и имела пять человек детей, я задал ей вопрос — почему она имеет такой маленький огородик в то время, когда кругом много свободной необработанной земли? Учительница мне ответила, что ей больше земли не дают, так как она приравнена к категории служащего, и в присутствии Паэгле я высказал возмущение в озлобленной форме на существующие у нас порядки по обработке земли». Повинился бывший маршал и в чересчур откровенных беседах с Петровым и Захаровым: «В начале 1945 года на квартире генерала армии Петрова, у которого находился генерал Захаров (маленький), во время выпивки зашел разговор, что Петров однажды послал Ворошилову вагон мебели и лошадь, но, несмотря на это, Петров дважды снимался и вместо него назначали других лиц. Мы тогда говорили о чести мундира и о занимаемом нами положении. От Петрова я вместе с Захаровым зашел к нему на квартиру, и во время выпивки я поднял тост за Жукова. Здесь же у нас зашел разговор о назначении Булганина первым заместителем Главкома. Мы высказали свое мнение, что Главкому необходим комиссар и, видимо, назначение Булганина с этим и связано».
Председательствующий генерал-лейтенант юстиции Чепцов зачитал показания Кулика, данные на предварительном следствии: «Петров высказал мне недовольство снятием его с должности командующего 4-м Украинским фронтом. Как говорил Петров, его — заслуженного генерала — Ставка проработала за то, что он позволил себе вывезти из Румынии для личного пользования мебель и другое имущество. При царском строе, по словам Петрова, такое обвинение генералу не предъявили бы.
Вскоре Захаров, проживавший этажом ниже, пригласил нас перейти в его квартиру. Мы согласились. Разговорившись, я стал жаловаться на несправедливое, на мой взгляд, отношение ко мне Сталина. В этой связи я заявил, что правительство изгоняет из Красной Армии лучшие командные кадры и заменяет их политическими работниками, не сведущими в военном деле. Из основных военных работников в руководстве армией оставался лишь один Жуков, но и его «отшивают», назначив первым заместителем наркома обороны Булганина, ничего не смыслящего в делах армии. Я поднял тост за Жукова, предложил группироваться вокруг него».
Григорий Иванович категорически отрицал, что предлагал группироваться (это уже походило на заговор) и что возмущался политработниками, ничего не смыслящими в военной науке. Говорил, что показания «были даны вынужденно» (вероятно, с применением тех же методов, что и в отношении Хейло). Признал Кулик только, что произнес тост за Жукова, так как считал, что «никого лучше Жукова нельзя найти на должность первого заместителя наркома обороны». Он честно заявил суду: «Я считал, что Жукова «отшили» люди, которые окружают Сталина, и конкретно я думал, что это сделал Берия. Этот вопрос о моем высказывании в отношении Жукова разбирался ЦК ВКП(б), Шкирятовым, и за это меня исключили из партии. У меня были хорошие отношения с Жуковым. Я его представил к выдвижению во время боевой операции на Халхин-Голе. Зная хорошо Жукова и его характер, я предполагал, что он мог допустить какую-нибудь резкость при разговоре со Сталиным, за что он и был снят. Я, конечно, виноват, что допустил такую критику, в этом моя вина.
Мой второй разговор с Жуковым имел место в то время, когда я был Главупраформом. Я также высказал Жукову свое сожаление, что не он был назначен первым заместителем наркома обороны, а Булганин. Я чувствовал, что Жуков очень переживает это обстоятельство».
Подтвердил Кулик и несколько антисоветских высказываний Гордова — насчет существования «правительственной кучки тиранов» и «черт знает, довели страну до нищего состояния». И в последнем слове Григорий Иванович покаялся, хотя, видно, чувствовал, что это его уже не спасет: «Я был озлоблен против Советского правительства и партии, чего не мог пережить как большевик, и это меня привело на скамью подсудимых. Я допускал антисоветские высказывания, в чем каюсь, но прошу меня понять, что врагом Советской власти я не был и Родину не предавал. Все время честно работал. Я каюсь и прошу суд поверить, что я в душе не враг, я случайно попал в это болото, которое меня затянуло, и я не мог выбраться из него. Я оказался политически близоруким и не сообщил своевременно о действиях Гордова и Рыбальченко».
Суд не поверил, и приговор его был предрешен. За измену Родине, за то, что, «являясь активным врагом Советской власти, группировался с враждебными элементами, был сторонником реставрации капитализма в СССР и вместе со своими сообщниками Гордовым и Рыбальченко высказывал угрозы по адресу руководителей ВКП(б) и Советского правительства» Военной коллегией Верховного Суда СССР бывший Маршал Советского Союза Григорий Иванович Кулик 24 августа 1950 года был приговорен к расстрелу. В ночь с 24-го на 25-е августа приговор был приведен в исполнение. Остается добавить, что, по ходатайству его вдовы Ольги Михайловской, тоже побывавшей в лагерях, полностью реабилитировали Кулика, восстановив в маршальском звании указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 сентября 1957 года.
Что же привело Кулика к гибели? Думаю, два обстоятельства. Григорий Иванович был одним из немногочисленных советских военачальников, кто пытался воевать «не количеством», щадить солдатские жизни и не бросать их в безнадежные атаки. Определенное рациональное зерно было и в его предложениях использовать танки главным образом для непосредственной поддержки пехоты. Да и артиллерия на конной тяге в первые годы войны, когда еще не было поставленных по ленд-лизу «студебеккеров», была единственной реальной альтернативой для Красной Армии. Советские войска на протяжении всей войны уступали вермахту по уровню боевой подготовки и образования бойцов и командиров. В этих условиях для них более рациональной была бы стратегия истощения, а не сокрушения, более простые оборонительные, а не наступательные действия, использование танков не большими массами, которыми было очень трудно управлять на марше и в бою, а мелкими группами для непосредственной поддержки стрелков. Подобная стратегия и тактика не только уменьшили бы советские потери, но и, возможно, позволили бы быстрее выиграть войну. Однако Сталин и его маршалы твердо верили в стратегию сокрушения, которую проводили, не считаясь с потерями, стараясь буквально завалить противника трупами красноармейцев. Кулик здесь выглядел «белой вороной» и неизбежно должен был быть низвергнут с высот, на которые вознесся к 1940 году.
Последнее падение разжалованного маршала весной 45-го было связано с начавшейся кампанией против маршала Жукова. О близости Кулика и Жукова было хорошо известно, и неслучайно смещение Григория Ивановича с поста заместителя командующего Приволжского округа совпало со смещением Георгия Константиновича с поста главкома Сухопутных войск и его ссылкой во второстепенный Одесский округ. Сталин опасался, что Жуков может сгруппировать вокруг себя недовольных и обиженных генералов, и провел чистку как непосредственного Жуковского окружения, так и тех военачальников, кто с явной симпатией относился к Георгию Константиновичу. Среди последних оказался Кулик, давно уже впавший в немилость вождя. И Иосиф Виссарионович не пощадил «давнего друга».
