С каждым днем менее вероятно, что следователи получат информацию, которая сможет навести на след преступника. Поэтому главный комиссар Т. снова обращается к общественности. «Каждое свидетельство может быть ценным», – взывает он через средства массовой информации к возможным свидетелям, которые к тому времени не дали о себе знать.
«Существует уверенность в том, что жертва лично не знала виновника, иначе она бы это сказала. Но он, возможно, знал ее, например был навязчивым преследователем. Или это был случайный акт, без связи между преступником и жертвой. Но это всего лишь предположения», – говорит представитель полиции.
Вторник, 20 июля 2004 года, 11:00 Гамбург-Альстердорф, здание Государственного управления уголовного розыска Бруно-Георгес-Платц
Прошло два месяца с момента убийства Джулии П., когда в штаб-квартире Государственного управления уголовного розыска происходит очередное обсуждение этого преступления. Моя коллега доктор Керстин Д. и я должны ответить на вопросы специалиста из службы оперативного анализа происшествия. Детектив, главный комиссар Кристиан З., и его команда заранее отправили нам список вопросов, из подробных ответов на которые надеялись узнать о личности и об образе действия преступника.
Частота выявления случаев убийства в Германии обычно высока, например в Берлине она регулярно превышает 90 процентов. Тем не менее около 200 нерасследованных случаев убийств накопилось в столице Германии только с 1955 по 2015 годы – более чем достаточно работы для следователей службы оперативного анализа происшествий, которые специализируются на анализе нераскрытых соответствующими государственными следственными органами убийств и серьезных преступлений на сексуальной почве во всех землях Германии. Убийства не прекращаются, поэтому незавершенные дела никогда не закрываются полностью. Случается так, что многие дела могут быть расследованы через много лет или даже десятилетий при отсутствии новых показаний, Иногда по фрагментам ДНК, сохраняемым в течение длительного времени, с помощью новых методов могут установить личность преступника и арестовать его через десять или двадцать лет после совершения злодеяния. В других случаях преступники оставляли генетические следы на месте происшествия, но поскольку они еще не попадали никогда в полицию, то образцы их ДНК не были включены в соответствующие базы данных. Поэтому у следователей всегда есть шанс найти преступника после совершения им другого преступления после сопоставления генетического материала.
Прошло почти восемь недель с момента совершения убийства архитектора, но расследование, проводимое главным комиссаром Ральфом Т., стоит на месте.
По этой причине были привлечены специалисты из службы оперативного анализа происшествий, которые, в свою очередь, обратились к моей коллеге доктору Д. и ко мне как к судмедэкспертам за помощью.
В 2000 году федеральная государственная проектная группа, состоящая из старших детективных офицеров Федерального управления уголовной полиции и Управления земельной уголовной полиции Баден-Вюртемберга, Баварии, Берлина, Северного Рейна-Вестфалии и Шлезвиг-Гольштейна, специализирующихся на оперативном анализе дел, определила обязательные «стандарты качества для анализа происшествий». В частности, там оговаривается, что для «сбора информации» желательно установить контакт «с ответственными судебными врачами и, при необходимости, другими экспертами».
На вопрос, каким образом «основываясь на объективных данных о травмах делают выводы о мотиве и личности преступника», в стандартном документе профилей преступников при насильственных преступлениях, говорится: «Только после того, как учтены все факты, можно делать заключение о травме». Автором главы о судебной экспертизе является профессор Клаус Пюшель, директор Института судебной медицины в Университетской клинике Гамбург-Эппендорф – мой учитель в бытность мою там судмедэкспертом. Он делает различие между
«непреднамеренным насилием» и «преднамеренным насилием». В случае травм, вызванных преднамеренным применением силы со стороны преступника, как в случае с Джулией П., важно оценивать, следует ли интерпретировать раны как «функционально необходимые для достижения цели» или «это выходит за рамки спланированного преступления», что позволяет делать выводы о личности преступника и его мотивации при совершении преступления.
Во время обсуждения с командой Гамбургской службы оперативного анализа происшествий главный комиссар З. хочет узнать от моей коллеги и меня, можно ли восстановить «порядок нанесения рубленых ран» на основании результатов вскрытия. Однако мы не можем с уверенностью назвать конкретную последовательность ран, потому что все они анализировались отдельно, жертва была еще жива во время всех ударов предполагаемым топором, и, наконец, врачебные манипуляции (скорая помощь, хирургия, реанимация) изменили картину травмы.
«Реконструкция рубленых ударов по телу жертвы говорит о нападении спереди, скорее правостороннего удара с помощью режущего инструмента или топора», – резюмирует аналитик.
– Может быть, жертва лежала на земле, когда ей наносили удары топором? – спрашивает меня главный детективный комиссар Мария К. из команды службы оперативного анализа происшествий.
– На этот вопрос нельзя ответить утвердительно или отрицательно, – объясняю я. – Доказательства того, что преступник сидел на лежащей жертве или стоял на коленях, когда он наносил ей травмы, не были обнаружены при вскрытии. Пространственная близость травм в грудной клетке и брюшной полости говорит о быстрых последовательных ударах. Рубленые раны на локтях и боку менее глубокие, что свидетельствует о том, что они были последними нанесены жертве. Картина следов крови на одежде и теле Джулии П. была впоследствии изменена при проведении реанимационных мероприятий и в ходе транспортировки в больницу и в отделении экстренной хирургии. Поэтому я не могу больше сделать никаких выводов о том, в каком состоянии находилась госпожа П. в момент нанесения ударов.
– Есть ли какие-либо признаки того, что преступник, возможно, перекинул оружие с одной руки на другую или вращал им, или повернул его при ударе? – следующий вопрос аналитика.
Я отрицаю: «Тип травмы дает понять, что он всегда держал оружие одинаково при каждом ударе».
Особый интерес детективов – это характер режущего инструмента, которым Джулия П. была убита. Это могли быть секира или топор, судя по обнаруженным мной при вскрытии виду травм, который можно классифицировать как полужесткое насилие. Но можно ли из вида ран более точно описать используемое оружие убийства или получить характеристику оружия?
В нашем отчете о вскрытии упоминаются «зияющие раны с относительно резко выраженными краями, которые почти преимущественно имеют рубец шириной в несколько миллиметров».
– Но что именно это означает для типа оружия убийства? – спрашивает главный комиссар З.
– Исходя из типа травмы можно сделать вывод, что лезвие режущего инструмента, используемого в нашем случае, имеет ширину до десяти сантиметров и толщину несколько миллиметров, скорее всего, это не традиционный топор, а ручной топор, используемый на улице, или небольшой топорик. Но также как вариант – какой-либо томагавк, – отвечаю я.