— Все, чего я хочу, — это снова увидеть наш Гуниб. Я рад, что встретил вас. Ни один меч не будет в нашем отряде лишним.
Когда Горгад и Ракио перевели слова Вартанга своим товарищам, настала тишина. Все четверо переглянулись. Конечно, безопаснее всего было бы уйти в Гуниб с этим хорошо вооруженным отрядом. Но они не могли забыть последних слов отшельника: если они сойдут с прямого пути, их всех ждет гибель.
Однако в конце концов вовсе не прорицание святого старца заставило Виридовикса принять решение:
— Я зашел слишком далеко, чтобы сейчас повернуть назад.
— Я тоже, — поддержал его Горгид. — Будь что будет. Не знаю, что ждет нас впереди, беда или победа, но там — моя судьба, и я хочу пройти по своему пути до конца.
Вартанг наконец сбросил оцепенение.
— Безумцы! — закричал он. — Там — только смерть! Вы подохнете со стрелой в кишках, и это проклятое солнце выбелит ваши кости.
Вартанг закричал что-то по-васпуракански. Внезапно Минто коротко и резко кивнул, а затем негромко заговорил с Ракио. Из того немногого, что разобрал Горгид, грек понял, что Минто повторяет доводы Вартанга. Ракио молча слушал; на его лице появилось неуверенное выражение. Наконец он что-то ответил. Минто сжал губы. Тогда Ракио перешел на видессианский язык:
— Я считаю безумием забыть слова святого отшельника. Мой путь — на юг. Отшельник — провидец, его дар — от Четырех! Я повинуюсь ему.
Увидев, что Ракио не переубедить, Минто крепко и нежно обнял его на прощание, а затем отделился от маленького отряда, чтобы слиться с солдатами Гуниба.
Вартанг прикоснулся ко лбу сдвинутыми кулаками, салютуя оставшимся.
— Желаю удачи! Вряд ли она ждет вас впереди — но…
А затем махнул рукой своим усталым солдатам, и колонна снова двинулась на север. Эрзерумцы уходили домой. Веселый перезвон уздечек и кольчуг странно звучал в эту печальную минуту. Вскоре Минто скрылся из глаз, окутанный тучами пыли.
Ракио еле слышно вздохнул.
— Мне будет его недоставать, — сказал он. И быстро покосился в сторону Горгида, чтобы увидеть, как он отреагирует на эти слова.
От Виридовикса не ускользнула его игра. Кельт грозно надвинулся на Ракио.
— Может, хватит играть в кошки-мышки? Прикончи бедного парня или оставь его в покое.
— Почему бы тебе не заткнуться, Виридовикс? — рявкнул Горгид, покраснев до корней волос.
Рассмеявшись, Ракио искоса поглядел на кельта.
— Ты уверен, что не ревнуешь? — И добавил более серьезно: — Неужели я должен был назвать Минто все причины, по которым я остался с вами? Зачем причинять человеку лишнюю боль?
Заставив этими словами своих спутников замолчать, Ракио направил лошадь к тропе, по которой шли солдаты Вартанга. Его товарищи молча следовали за ним. Ни один не смотрел другому в глаза.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДВЕРЬ В ГОРАХ И ДВА МЕЧА
Глава девятая
Монеты звякнули в ладони Марка.
— Четыре с половиной, — пояснил Тамасп. — Один золотой за месяц работы в моем караване, остальное — твоя доля от прибыли.
Два золотых были отчеканены в Йезде: хищная пантера в прыжке и какие-то непонятные трибуну слова. Остальные монеты были видессианские. В Макуране сохранилось еще старое имперское золото — высокого качества.
— Мы заработали бы больше, не выбери ты южную дорогу, — заметил Гай Филипп.
Тамасп скорчил кислую гримасу.
— Прибыль тоже могла быть выше, — заявил он.
В междуречье Тиба и Тубтуба торговец выручил бы куда больше, нежели в оазисах пустыни, но вторжение йездов почти полностью парализовало торговлю в Стране Тысячи Городов.
Караванщик крепко обнял по очереди обоих римлян.
— Вы уверены, ублюдки, что не останетесь со мной, покуда я снова не двинусь в путь?
— На целых два месяца? — Марк отрицательно покачал головой. — Вряд ли.
— Не то чтоб я тревожился о вас больше, чем о том, чтобы испортить воздух, — проговорил Тамасп, хмурясь и тем самым выдавая лживость своих грубых слов. — Однако у двух всадников в земле йездов возможности уцелеть не больше, чем у двух яиц перед приготовлением яичницы.
— Вообще-то мне кажется, что нам как раз лучше отправиться в путь вдвоем, — ответил караванщику трибун. — По крайней мере, мы не будем привлекать к себе внимание кочевников так, как этот твой бродячий сумасшедший дом.
Пока караван еще находился недалеко от Амориона, йезды роились вокруг путников, как стая злых мух. В те дни отколоться от каравана было равноценно верной гибели, и Тамасп смело мог не угрожать дезертирам немедленной смертью. Охотников остаться один на один с йездами не находилось.
Несколько позднее римляне могли бы легко сбежать от Тамаспа, если бы только захотели. Но к тому времени они успели не раз разделить смертельную опасность с другими охранниками каравана в жестоких, отчаянных схватках; провели немало ночей в караулах, в бесконечных разговорах у походных костров. Тревоги и трудности кочевой жизни привязали римлян к каравану Тамаспа сильнее самых крепких цепей. Так легко бросить и забыть незнакомцев; куда труднее расставаться с друзьями.
И вот, подумал Скавр, теперь мы в самом сердце Йезда — и всё из-за нашей дурацкой преданности Императору. Странно. И, если вдуматься, не слишком справедливо.
Тамасп обменялся горячим рукопожатием с Гаем Филиппом и своей здоровенной ручищей хлопнул Марка по спине. Как всегда, трибун постарался не качнуться от этого своеобразного выражения привязанности и, как всегда, покачнулся.
— У вас обоих мозги как у глупых ослов, коли вы решились на такое дело, но я все равно желаю вам удачи. Уцелеете — встретимся!
После чего караванщик повернулся к римлянам спиной. Отныне они были для него уже в прошлом.
Они вывели своих лошадей из сарая, скрывающегося в глубокой тени, которую отбрасывали высокие горы Машиза. Солнце еще ярко пылало на небе, но от высоких скалистых пиков Дилбата на город уже легли густые тени. В своем роде это было благословением в знойном климате Йезда. По сравнению со здешним пеклом жара центрального плато Видесса могла показаться приятной прохладой.
— Ну а теперь что? — осведомился Гай Филипп. — Лично я хочу убраться отсюда как можно скорее. Если Тамаспу так нравится в Машизе, он может оставаться тут хоть навеки.
Марк медленно кивнул. Машиз странно тревожил его. На город опускалось все больше теней, и падали они не только с гор.
Трибун осмотрелся по сторонам, пытаясь определить причину своего беспокойства. Тревогу вызывали не здания, в этом Марк был уверен. Глаза уже привыкли к башням с остроконечными луковками и винтовыми лестницами; стрельчатым аркам, более высоким, чем двери, расположенные в их проемах; квадратным колоннам, покрытым геометрической мозаикой…
