– А не как проститутке после суточной смены? Намек понят. Сам не забудь помыться.
– Да кто обращает внимание на жениха?
У Каннингема выдались беспокойные шесть часов. Остальному персоналу уродливого старого особняка тоже пришлось попотеть. Невеста неторопливо прошла под аркой под традиционную музыку Мендельсона.
(Близняшка, под этот марш только кошкам на птичек кидаться. Тра-та-та-та! Правда, подходит?) (Юнис, веди себя прилично!) (А, хорошо. Но мне больше по душе был бы «Джон Джейкоб Джингльхаймер Смит – его имя теперь и мое!») (Ты не можешь знать эту песенку. Ей восемьдесят лет, и она давно позабыта.) (Еще бы не знать, когда вы только и делали, что напевали ее про себя, пока наряжали нас.)
Джоан уверенно прошагала по белой бархатной ковровой дорожке в банкетный зал, украшенный цветами и свечами и временно превращенный в часовню. Был привезен даже орга́н.
(Босс, я вижу Курта! Здорово, что он смог приехать! А рядом, должно быть, миссис Хедрик. Не глазейте на них, близняшка, а то я расхохочусь.) (Я и не глазею. Это ты все таращишься по сторонам, когда нам нужно смотреть вперед.) (Вот вы и смотрите. А я гостей пересчитаю. Вот миссис Мак – Норма, а вон там Рут, жена Алека. И Роберто. А где Рози? А, вот он, из-за миссис Мак выглядывает. Делла просто сногсшибательна! Даже нас затмевает!)
На невесте было простое нежно-голубое платье с закрытым воротом, непрозрачное. Лицо прикрывала вуаль, на руках были перчатки в тон платью. Юбка с длинным шлейфом волочилась по ковру. В руках был букетик выкрашенных в голубой орхидей.
(Близняшка, зачем было в последний миг надевать трусики? Перетяжку от резинки будет видно под платьем.) (Не будет; оно не в обтяжку. Это символ невинности, для последующей символической дефлорации.) (Ха! Босс, не смешите меня!) (Юнис, только попробуй испортить свадьбу. Я… я… я… три дня с тобой говорить не буду!) (Джоан, близняшка, не испорчу. Если Джейку нужны символы, пусть их получит.) (И мне нужны!) (И мне тоже, близняшка! Просто жизнь всегда была для меня сложной и длинной шуткой, так что лучше уж веселиться, чем лить слезы.)
(Да, милая. Но сейчас не время ни для того, ни для другого. А слезы уже наворачиваются.) (Я думала, это мои слезы. А наш Котус Томас – красавчик, правда? Слышала, вы и свадебный хор из «Лоэнгрина» заказали; это еще смешнее Мендельсона, напоминает торжествующее кудахтанье только что снесшей яйцо курицы. Я точно рассмеюсь, когда услышу.)
(Тогда уже можно будет смеяться и плакать. Главное – не выпускать руку Джейкоба. Милая, мы с Джейком – ископаемые, и свадьба у нас соответствующая.)
(Поддерживаю. Что-то Каннингем хмурится. Не знаю почему – он прекрасно справился. Босс, все-таки идея с трусиками кажется мне смешной. Вы прямо на входе вывесили «Билитис» и «Граций», чтобы все могли ими полюбоваться, а сами трусики надеваете.) (Юнис, противоречия нет. Невеста должна выглядеть целомудренной; картины – нет. Пускай все глазеют, тем более что Джо и Джиджи тоже здесь.) (Да их до дыр проглядят! Особенно чьи-нибудь женушки. Возможно.) (Возможно. Юнис, я ведь никогда не просила женатых мужчин ничего не рассказывать женам. Просить супругов иметь друг от друга секреты – неправильно. К тому ж от твоей просьбы не зависит, расскажут они или нет. Но эти портреты безобидны, как фруктовый пунш, который мы заготовили для тех, кто не пьет шампанское. Не важно, что я для них позировала; главное, чтобы люди оценили талант Джо.)
Талант Джо Бранки проявился и в макияже невесты. Начав с чистого листа – сразу после ванны, – он тщательно расписал Джоан Юнис с ног до головы так, чтобы краску нельзя было увидеть даже при ближайшем рассмотрении. Как и в «Трех грациях», это была естественная красота Юнис – подчеркнутая сильно, но незаметно, живее живой и натуральнее натуральной. Он отказался от шиньона и попросту начесал ее собственные волосы (которые по-прежнему были короче, чем когда-то у Юнис) и закрепил небольшим количеством лака, чтобы не растрепались под фатой.
Подружка невесты была накрашена гораздо более броско. Увидев, какие чудеса Джо сотворил с Джоан Юнис, Винни робко поинтересовалась, не может ли мистер Бранка накрасить заодно и ее. Джоан и Джиджи горячо поддержали идею. Джо оглядел миссис Гарсия и сказал:
– Джоан Юнис, у нас есть сорок минут? Винни, сходи умойся.
Завершенный образ строился вокруг рыжих волос Винифред. Джо подчеркнул ее тонкие брови и ресницы, оживил бледное лицо. Тем не менее Винни выглядела теперь более естественно, чем с привычным классическим макияжем.
На подружке невесты были пастельно-зеленые лосины и короткий плащ. В руках – букетик коричневых и зеленых орхидей. Под звуки марша она шествовала к импровизированному алтарю в тридцати шагах впереди невесты.
Последним в зале появился начальник охраны О’Нил. Встав у арки по стойке «вольно», он одновременно следил за происходящим как в начале, так и в конце процессии. Выглядел он расслабленно, но оставался начеку. За исключением собравшихся в зале семидесяти пяти человек, огромный особняк был пуст. Все двери, все окна были заперты на замки и засовы, броня поднята, сигнализация включена. О’Нил лично все проверил, прежде чем отпустить охрану на церемонию. Однако сам он продолжал нести вахту, не доверяя ни технике, ни большинству людей.
Невеста приблизилась к концу ковровой дорожки. Там дожидался Джейк Саломон в компании Алека Трейна. За алтарем торжественно стояли преподобный Хьюго Уайт и судья Маккэмпбелл. На Малыше был черный фрак и белая рубашка с галстуком-ленточкой, в руках – Библия. Судья был в привычном судебном облачении.
(Босс, Джейк просто прекрасен! Но что с костюмом?) (Дорогая, это визитка.) (Это музейный экспонат!) (Возможно. Полагаю, Джейк не надевал ее лет тридцать-сорок. Или вообще взял напрокат в театре. Вот Алек свою точно напрокат взял. А как тебе отец Хьюго? Грандиозен?) (Наверняка в этом фраке он и читает свои проповеди, босс. Джо просто обязан написать его в таком костюме, даже если с другим замыслом не получится.) (Отличная мысль, Юнис. Намекнем Джиджи, а там, глядишь, одно за другим… Надеюсь, Хьюго одумается, увидев «Трех граций». Ему ведь хочется позировать, он просто не может убедить себя в том, что это не грешно. Юнис, у меня коленки дрожат. Не знаю, выдержу ли!) (Ом мани падме хум, сестренка. Мы столько сил потратили на уговоры, даже не вздумайте пойти на попятную.) (Ом мани падме хум. Юнис, держи меня за руку, милая, а не то я лишусь чувств.)
Джоан Юнис остановилась напротив судьи и пастора. Винифред взяла у нее букет и отошла в сторону. Алек Трейн подвел Джейка к Джоан и взял Винифред под руку. Музыка смолкла. Хьюго поднял голову и произнес:
– Помолимся.
(Ом мани падме хум. Как вы, близняшка?) (Все хорошо. Ом мани падме хум.)
Как только Хьюго сказал «аминь», Джо Бранка скользнул вперед и сделал первый снимок. Затем он, словно умелый оператор, принялся кружить вокруг и снимать, никого не беспокоя. Хьюго открыл Библию, но даже не заглянул в нее:
– Сегодня мы будем читать из Псалтыри. Там говорится:
