Столь же лихо Хайнлайн обыгрывал и прочие классические штампы палп-фикшн – безумных профессоров, трансплантацию мозга, голоса мертвецов и тому подобное. Он старался поставить все с ног на голову – безумный профессор оказался всего лишь исполнителем чужой воли, трансплантация мозга приводит к смене пола, а мертвец вместо угроз и проклятий подбивает героя к разгульному образу жизни. Разумеется, изначально и речи не было о настоящем психологическом исследовании проблемы смены пола, Хайнлайна больше интересовали внешние последствия этого события, связанные с ним курьезы и каверзы в качестве двигателей сюжета.
«…Тут у нас возникают бесконечные проблемы с установлением личности, с деньгами, его/ее семейным положением (она была замужем), сексуальные проблемы (см. „Turnabout“ Торна Смита – нужно держаться от него подальше!
[13]), потому что это новое тело сексуально озабочено мужчинами, а его старый мозг сексуально озабочен женщинами, и потому он/она все равно что постоянный ток с переменным… и при этом частичка „он“ из он/она чрезвычайно заинтригован женским либидо…» – таким был план повести «Грязный старикашка» по состоянию на 18 июня 1969 года.
А началось все с того, что на писателя большое впечатление оказала статья о Национальном клубе редкой крови. От совместимости крови мысль плавно скользнула к трансплантации. «Пересадка сердца была во всех новостях, так что я экстраполировал ее и превратил в историю о трансплантации мозга и использовал совместимость крови как важную деталь сюжета, а клуб – как его эпизодический момент», – писал он. Позже он вернулся к вопросам совместимости крови, написал статью в энциклопедию и организовал национальное движение доноров крови – после того, как абстрактный интерес к теме превратился в личную заинтересованность. Но пока это был незначительный эпизод романа, не более. Что там было еще?
Расовая амбивалентность героев к этому времени стала фирменным знаком Хайнлайна, поэтому для визуального воплощения Юнис писатель повесил над пишущей машинкой два цветных фото из журналов: на одном солнечная блондинка, на другом – чернокожая «шоколадка». Эти фото помогали ему «не впадать неосознанно в расовые языковые стереотипы», как пишет Билл Паттерсон. А может, это помогало ему сосредоточиться на работе. Ну, или ему просто нравилось смотреть на красивых женщин. Почему бы и нет?
Материалы, собранные для романа, составили толстенную папку – там куча заметок, вырезок из газет, журнальных статей и прочего. В том числе есть и еще одно фото женщины, в позе лотоса из статьи о йоге. Хайнлайн много читал о йоге, буддизме, группах крови, трансплантациях, отмене Правила № 7 конкурса «Мисс Америка» (участницы должны быть белой расы), искусстве боди-арта… Однако сосредоточиться на работе и закончить вещь, как обычно, за месяц-другой не получилось. К 12 июля рукопись выросла до 60 000 слов, и на этом ему пришлось прерваться. Сначала Хайнлайн отправился в Лос-Анджелес на юбилей матери (ей исполнилось девяносто лет), затем на частном самолете своего знакомого вылетел в Орландо, потому что 16 июля должна была стартовать лунная миссия «Аполлон-11». «Я всю жизнь ждал первого полета на Луну, – писал он своему агенту, – и не намерен его пропускать!» Девяносто свечей на тортике, перелет в шикарные апартаменты «Коко-Бич», которые зарезервировал для него Ли Этвуд, встреча с астронавтами и Артуром Кларком – все это было похоже на сон или сказку. Ему было не по себе. Хайнлайн вспомнил, что в школе поспорил с одним мальчиком на десять баксов, что человек полетит на Луну не позже 1947 года. Где он сейчас, тот мальчик?
«Аполлон-11» в реве и грохоте поднялся на огненном столбе и ушел в небо, писатель остался на земле, но только частично. Его сознание тоже ушло в какую-то даль. «Он был в эйфории», – вспоминала Джинни. Хайнлайн давал интервью и комментировал в студии CBS посадку «Орла» в Море Спокойствия, спорил с ведущим Уолтером Кронкайтом. Он сказал тогда (реплика не попала в эфир): «Можно было сэкономить треть полезной нагрузки „Аполлона“, если бы экипаж состоял из женщин». Кронкайт воскликнул: «Женщины в космосе! Никогда!» Хайнлайн ответил: «Рано или поздно в космос будут летать семьями».
Потом они вернулись в Санта-Крус, и Хайнлайн возобновил работу над романом. «Грязный старикашка» перерос все допустимые объемы и не желал останавливаться. Роберт сказал Джинни, что этот роман, похоже, будет такого же объема, как Библия. К этому времени голоса персонажей не просто звучали, теперь они сами двигали сюжет, а писатель полностью потерял контроль над процессом. Собственно, к этому моменту «Старикашку» уже заменил легкий и, по-моему, совершенно непереводимый каламбур «Now I Lay Me…»
[14], но из фривольной юмористической вещицы явно начало прорастать нечто большее. И тогда Хайнлайн зачеркнул название и написал: «Не убоюсь зла». Это была цитата из Псалмов Давида, которая по-английски звучит как: «Yea, though I walk through the valley of the shadow of death, I will fear no evil: for thou art with me» («Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной»). Когда, в какой момент на веселую безбашенную повесть легла эта смертная тень? Возможно, она была там изначально, но Хайнлайн, который терпеть не мог психоанализ с его неразрывной парой либидо-мортидо, только сейчас это обнаружил. Возможно, он что-то чувствовал: Вирджиния рассказывала, что в заметках к роману она обнаружила записку со словами «Возможно, это мой последний роман». Так или иначе, комедия двигалась к драме. Писателю оставалось лишь следовать за героями.
Затем его опять прервали: на этот раз интервью у него захотел взять «Плейбой». Хайнлайн снова говорил о глупости и недальновидности людей, которые выступали против космической программы. Гонорар он попросил отправить в Фонд памяти погибшего на «Аполлоне-1» астронавта Эдварда Уайта. (А в это самое время в доме Романа Полански на Сьело-Драйв члены «семьи» Чарльза Мэнсона убивали Шерон Тейт и ее гостей.)
Потом Хайнлайн дописывал роман – два дня он потратил на то, чтобы убить главного героя. «Должно быть, это был кто-то вроде Распутина, – шутила Джинни, – судя по времени, которое на это ушло».
Рукопись была закончена 3 сентября и составила 165 000 слов – 689 страниц. Объем был чудовищный. Но, возможно, оно того стоило? На вопрос литературного агента, о чем будет его новый роман, Хайнлайн ответил: «У меня такое ощущение, словно я перевожу „Козлика Джайлса“ на поздний марсианский». «Козлик Джайлс» («Giles Goat Boy») – постмодернистский юмористический роман Джона Барта, насыщенный аллюзиями, метафорами и сексом. Он вышел в 1966 году и тут же приобрел культовый статус. Что имел в виду Хайнлайн, когда упоминал роман Барта? Отчасти юмор – изначально «Не убоюсь зла» был задуман как повесть, полная сальных шуточек и гендерных перевертышей в духе «Валентин и Валентина». Эта основа осталась – Лертон Блассингейм, литагент Хайнлайна, писал, что в романе полно мест, над которыми он с удовольствием похихикал. Но в процессе работы Хайнлайн сместил фокус с фривольной сатиры о человеческих предрассудках на более серьезные вопросы жизни и смерти, и со страниц рукописи начало проглядывать нечто иное. У «Не убоюсь зла» довольно краткий и незамысловатый сюжет, доставшийся в наследство от повести, но этот короткий сюжет несет в себе самые разные темы и смыслы.
