Она стиснула руку подруги и улыбнулась, когда Шарлотта согласно кивнула.
– Теперь позволь мне посвятить тебя в подробности моего дня. Я знаю, ты согласишься, что это гарантированное удовольствие.
Ланден с нескрываемым интересом оглядел Амелию. Она уселась на сиденье и картинно расправила юбки. Он подсадил Мари. Та плюхнулась рядом и мгновенно уничтожила все результаты усилий Амелии, смяв ее юбки. Ланден едва удержался от улыбки. Он вообще редко улыбался и почти никогда не давал волю веселью.
Он уселся последним и постучал по крыше.
Они ехали совсем недолго, но благоухание жасмина уже зажгло огонь в его теле. Он отодвинул бархатную занавеску и открыл окно в надежде унять возбуждение.
Тонкая бровь Амелии удивленно приподнялась, но сама она ничего не сказала. Выражение ее лица достаточно ясно говорило о том, что она думает о его поступке.
Щека Ландена дернулась. Черт возьми, он наслаждался лукавым блеском ее глаз.
– Мы вот-вот приедем. Мари подождет нас в гостиной. В доме Добсона никого, кроме дворецкого, не осталось. Но ваша горничная может читать, вышивать и делать все, что делают обычно женщины, которым приходится ждать.
– Вы так решительно отдалились от общества, ваша светлость? – осведомилась Амелия, бросив на него испытующий взгляд. Вопрос больно его ранил. Он не собирался обсуждать свое бегство из Лондона и причины, по которым он был вынужден это сделать. Он оставил город мальчиком, а вернулся мужчиной, мало что знавшим о диктатах общества, и это заранее делало смехотворными все планы найти жениха Амелии.
Он провел рукой по карману жилета, где зашуршал список кандидатов.
– Я никогда не общался с горничными, и поскольку у меня нет сестры, за которой нужно присматривать, могу и ошибиться.
Судя по мрачному тону, его терпение было на исходе. Глаза Амелии вспыхнули:
– Дружба сильно отличается от фальши и притворства света. Надеюсь, вы считаете меня скорее другом, чем бременем, которое навязал вам мой брат.
Тон ее был серьезным. Но сама она тут же улыбнулась. И это ему понравилось. Слишком сильно понравилось.
Амелия олицетворяла собой опасность и искушение, что подтверждала боль сожаления и желания, поселившаяся последнее время в душе. Она представляла собой все, чем Ланден не мог обладать, независимо от того, насколько выцвели воспоминания и насколько затупилось острие сплетен за последнее десятилетие. Скандал, несомненно, всегда маячил на горизонте. А она заслуживала большего, чем подобие счастья, которое он мог предложить.
– Я ценю вашу доброту.
Взгляд скользнул по ее полным сочным губам, и им вновь завладело желание, но он заставил себя закончить фразу:
– Однако у меня нет другого желания, кроме как уладить дела с наследством брата и покинуть Лондон.
Каким-то образом его взгляд снова нашел ее губы, вероятно, в предвкушении ответа.
«Ты так страстно хочешь поцеловать ее, что все тело ноет».
Ланден откашлялся и постарался выбросить из головы грешные мысли.
– Понимаю, – неохотно капитулировала Амелия. – Полагаю, поиски моего будущего мужа будут выполняться в столь же небрежной манере.
– Надеюсь, вы имеете в виду своего брата. – Он повернулся к окну, не желая видеть выражение ее глаз. – Я последнее время слишком занят, выполняя все ваши желания по списку, чтобы обращать внимание на ваши поиски вечного счастья.
Он хотел пошутить, но эти слова прозвучали сухо, а внутри поселилось какое-то непонятное чувство.
– Неужели так плохо мечтать о довольстве жизнью в браке? У мужчин столько власти… – начала она нервно.
– И они слишком непредусмотрительны.
Последовало неловкое молчание. Глаза Амелии затуманились, а Ланден снова погрузился в воспоминания. Он тосковал по брату, несмотря на их яростные споры. Мысли о детских дурачествах и преклонении перед братом, которое он испытывал, когда еще были живы родители и даже после их смерти, храбро боролись с горьким сожалением и смятением. Он всегда будет любить Дугласа и ощущать потерю, независимо от того, какими необычными были предпочтения брата. Дуглас получил титул слишком рано. Тогда ему едва исполнилось шестнадцать лет. И все же, невзирая на безвременную кончину отца, он был рожден наследником, тогда как Ландену досталась участь второго сына и почти несуществующие обязанности. Вторые сыновья считались расходным материалом. Какая ирония в том, что на этот раз второй сын стал герцогом!
Он осмелился бросить взгляд на необычно тихую леди, сидевшую напротив, и его охватило облегчение. Воспоминания выбивают из колеи. Ланден не позволит себе вспоминать об Амелии. Если он будет ее вспоминать – вернее, когда он будет вспоминать, – то лишь для того, чтобы облегчить свое безграничное одиночество, и ни по какой другой причине.
А пока нужно найти способ подавить физическое влечение к ней и перестать любоваться чертами ее лица: изящным носиком, маленьким подбородком, грациозным изгибом шеи. Каждый раз, когда экипаж наклонялся или подскакивал на ухабах, ее локоны рассыпались, умоляя его о прикосновении. Сегодня она была затихшей бурей, могучей даже в своем спокойствии. Никто не сомневался, что если дать ей возможность, она произведет страшные разрушения и, уж конечно, напрочь уничтожит все соблазны. По правде говоря, Ланден нуждался в продолжительной лекции о дружбе и верности. Все, что угодно, лишь бы покончить с безмолвным созерцанием.
Экипаж остановился.
Устроив Мари в гостиной, Ланден утащил Амелию из музея искусства таксидермистов, в который был превращен этот дом, хотя с ничем не оправданным восторгом заметил, что ей, как и ему, понравилась рысь. Не то чтобы это имело значение. Но по какой-то необъяснимой причине ему было приятно.
Они пошли по гравийной дорожке на ту полянку, где Добсон и его дворецкий устроили тир. Мысли Ландена вернулись к дню, когда Добсон намекнул, что общество обошлось с ним несправедливо. Если бы только остальной Лондон мог согласиться с ним, Ландену не пришлось бы красться мимо пустых домов и по темным переулкам. Его снова охватил гнев.
– Так как работает эта штука?
Ланден повернул голову к Амелии и уставился на кремниевый пистолет в ее руке, дуло которого указывало прямо на него.
– Немедленно положите! – Он с яростью подскочил к ней и отобрал пистолет. – Ни к чему торопить мое путешествие в ад!
– Не понимаю, о чем вы.
– Совершенно верно, не понимаете.
Он увидел, как она стиснула зубы и вскинула подбородок. Интересно, знает ли она о своей привычке? Он уж точно знал. Как и о манере принимать вид праведного негодования и расправлять плечи. Сейчас солнце играло в каждом синевато-черном локоне, ниспадавшем по спине. Ее глаза, блестевшие силой и жизнелюбием, заставляли его воображать немыслимое.
«Если бы только жизнь выдала мне другие карты…»
