«Амелия».
От Смутьянки не жди ничего, кроме неприятностей. И все же она пробудила в нем любопытство, чувство юмора и страсть к жизни, которые, как он считал, были давно мертвы. Он закончит дела и уедет как можно скорее, иначе ему грозит опасность впасть в одержимость. Образ девушки, ее черных локонов, пухлых соблазнительных губ и манящего тела стоял перед ним во всей яркой красе, несмотря на то, что сейчас он находился в полной темноте.
Он снова разразился проклятиями и едва удержался от стона.
Слишком поздно.
Она жила в нем.
Ланден зажмурился и глубоко вздохнул, вдыхая аромат жасмина и женщины. Проклятье, что это на него нашло? Он ощущает ее запах, сильный и нежный, в этом заплесневелом чулане. Словно оба пришли на любовное свидание.
Ланден выругался в темноту. Но благоухание терзало его, как в ту ночь, когда он явно чувствовал его на подушке. Она заколдовала его, прелестная плутовка. Эта страсть сведет его с ума.
Он сжал кулаки, чтобы избавиться от безумного желания, и заерзал в темноте.
И тут же застыл.
Проклятье! Этот запах жасмина…
– Амелия.
Он хотел это шепнуть, но из горла вырвалось хриплое ворчание.
– Да.
Услышав ее голос, он подался вперед, словно притянутый на поводке. Его тело было тверже камня. Потом сердце подскочило в чувственном порыве, так сильно, что его по инерции качнуло назад. Любой порядочный джентльмен задушил бы неприличные мысли о сестре друга. Какое счастье, что он не относился к этой категории!
– Как вы оказались в чулане?
Обыденный разговор поможет забыть о желании.
– Прячусь от брата. Мне показалось, что он идет сюда. Но полагаю, это были вы.
Она завозилась в углу, и он словно увидел, как покачиваются ее локоны, увидел вызывающе вскинутый подбородок, длинные ноги в шелковых чулках.
– А как вы оказались в чулане?
Услышав ее голос, в котором звучало не только любопытство, но и вызов, он широко улыбнулся:
– Неважно. Нам лучше посидеть в тишине, пока мы не сможем покинуть проклятую клетку и спуститься к ужину.
Она тихо вздохнула, и он почувствовал ее улыбку. Если такое вообще было возможно.
По другую сторону двери шла оживленная беседа. Мэтью говорил громче, хотя почерпнуть что-то из его слов было почти невозможно: в чулан доносились только обрывки разговора. Речь в основном шла об обществе интеллектуалов, и Мэтью вторил густой баритон Коллинза. Наконец, когда Ланден уже не смог выносить муки сознания того, что соблазнительная Амелия находится в темноте на расстоянии вытянутой руки, воздух с отчетливой ясностью пронзило слово «женитьба». Амелия рванулась к дверце и прижалась к Ландену, пытаясь лучше расслышать.
Если какая-то мышца, та мышца, и расслабилась в промежутке, сейчас она пробудилась. К несчастью, она была очень чутка к присутствию Амелии и сейчас каменела все сильнее. Желание наводнило каждый уголок существа, ускоряя ток крови по венам, заливая его похотью. Нет, с Ланденом явно что-то неладно.
Ее юбки коснулись его бедра, когда она сменила позу. Он молил только об одном: найти в себе силы отодвинуться. Но тело решительно отказывалось. Сознание о том, что они оказались вдвоем в темноте, тяжело повисло в воздухе, и только нетерпеливое постукиванье туфельки Амелии отмечало ход времени. Он нашарил туфельку мыском сапога и осторожно прижал.
Амелия выругалась с поразительной изобретательностью, обдавая горячим дыханием его лицо. Он слегка улыбнулся. Черт бы побрал ее ядовитый язык! Как он хотел еще раз изведать вкус ее поцелуя, сладкого, слаще апельсиновых цукатов…
– Что это, спрашивается, вы вытворяете? – осведомилась она с праведным негодованием.
– Вы так ерзаете, что нас скоро обнаружат. Не шевелитесь и делайте вид, что нас тут нет.
Ах, если бы он только сумел сделать то же самое! Он хотел ее самым примитивным образом, хотел любой и в любом виде. Взять ее, изведать на вкус, предъявить на нее права, заявить всему миру, что она принадлежит ему.
Но все это чушь. Смутьянка, по собственному ее признанию, боялась жизни с человеком, которого не любит, или, что еще хуже, который не любит ее. Его будущее выглядело унылым. А в груди было так же пусто, как в заброшенном подвале.
По крайней мере, так он считал. Целых десять лет он игнорировал свое сердце. Хоронил его в надежде, что оно иссохнет и погибнет. Но вот оно возродилось, пылкое и беспокойное, и теперь выбивало в груди настойчивый ритм.
– Вы с ума сошли? – Свистящий шепот сопровождался шорохом ткани. – Пока я трусливо прячусь, за этой дверью, возможно, решается мое будущее. От меня требуется все мужество и самообладание, чтобы не открыть дверь и не потребовать от Мэтью объяснений, – закончила она угрожающе.
– Вы не сделаете ничего подобного, – приказал Ланден, не повышая голоса, хотя его недовольство все усиливалось. – Сомневаюсь, что вы хотели бы стать женой изгоя.
Хотя на деле он был еще ниже.
«Убийца и глупец».
– А это первое, чего вы добьетесь, открыв чертову дверь.
Несколько минут она молчала, но потом затаила дыхание. Словно он ее расстроил. Зато придвинулась ближе. И снова он умолял свои ноги, пусть и неохотно, но отступить. Внутренний голос вопил, остерегая его от необдуманных поступков.
– Простите, Ланден.
Ее тихое извинение отозвалось в его душе, хотя оставалось неясным, за что она просит прощения. Опечалена тем, что его отвергло общество, или его непригодностью в женихи? Он не знал. Неуверенность в себе сжала грудь.
Ее ладонь легла на его щеку. Он хотел прижаться к теплу, которое она предлагала, поцеловать ладонь, провести языком между сомкнутыми пальцами…
Он раздраженно поморщился. Если в нем осталась хоть капля уважения к кодексу поведения джентльменов, следует немедленно прекратить это безумство.
Угрызения совести, предательство… Ланден оттолкнул эти эмоции. Нет. Отбросил. Обеими руками. И потянулся к ней.
Она упала в его объятия с тихим вздохом согласия.
«Смутьянка…»
Он ждал ее возражений. Но ее полные восхитительные губы прижались к его губам, и безумная отчаянная потребность едва не заставила его потерять голову… Пусть она фурия, но целовалась она, как ангел, и всякое слабое сопротивление, которое он отыскал в себе, испарилось. И вкус у нее был, как у ее слов, горьковато-сладкий и бодрящий. К нему привыкаешь, как к опиуму.
Он немедленно впал в зависимость.
И сознание этого потрясло его до глубины души. Но о романтических отношениях между ними не могло быть и речи.
Все же ее нерешительный поцелуй, сладостная мягкость ее губ уничтожат его душу, если он не будет осторожнее.
