Она не осуждала его, это было ясно. Только мог ли он простить себя? Ланден об этом даже не помышлял.
– За год, прошедший с момента смерти Дугласа, я никому не сказал ни одного вежливого слова. Вспоминая о своем упрямстве и грубости, я считаю чудом, что хотя бы один слуга остался в доме. И я все еще остаюсь таким, хотя больше никому не позволяю увидеть свой гнев. Я ничтожество, недостойное твоих чувств.
Амелия возмущенно возвела глаза к небу, но что-то в его лице остановило поток слов, готовых сорваться с ее языка.
«Как теперь жить без нее? Если бы только…»
Робкая надежда осмелилась вспыхнуть в груди. Но Ланден задушил непрошеное чувство и попытался взять себя в руки. Он все выдержит. Научится жить без Амелии, точно так, как выжил без Дугласа. Она достойна большего. Достойна полной, настоящей жизни. Но он всегда будет ее помнить. Ее тихий вздох, застывший на его губах, ее невероятную красоту… Он будет хранить это в памяти, как хранит часы брата.
– Ты станешь женой Коллинза и выполнишь требование брата.
Он провел пальцем по краю бокала, заставляя себя произносить слова, причинявшие боль и ему, и Амелии. Но вид у нее был не расстроенный, а возмущенный, подбородок ее поднялся на добрый дюйм. Она продолжала смотреть на него со смесью решимости и упрямства, и по ее взгляду было понятно, что лежало у нее на сердце.
– Я давно поклялась, что не позволю выдать себя замуж по расчету и без любви, и остаюсь верной своему обещанию. Если ты не женишься на мне, я выйду за другого. Доброго человека по своему выбору. Я так решила.
«Плутовка снова что-то задумала. Как это раздражает! Хотя это вряд ли имеет значение. Так даже лучше».
– Пусть будет так.
Ланден опустил глаза, чтобы скрыть свои истинные чувства, хотя в его голосе невольно прозвучало раздражение.
– Мы оба знали, что этот день настанет, и делать вид, что все в порядке – чистая глупость. Я приехал в Лондон, чтобы завершить незаконченное дело, с намерением сразу же вернуться в Бекфорд-Холл. – Он помедлил, дожидаясь, когда она осознает его слова. – Желаю огромного счастья в будущем, Амелия.
Но последних слов она, должно быть, не расслышала. Потому что дверь за ней закрылась с громким щелчком.
Глава 26
– Так что ты будешь делать? – спросила Шарлотта с сочувствием и любопытством.
Амелия пыталась найти подходящий ответ. Она презирала свое положение, ругала себя за то, что взвалила на плечи подруги такую тяжесть, и теперь расстроенный вид Шарлотты, скорее всего, вызовет недовольство лорда Диринга. Но она не могла оставаться дома. Стены казались ей недостаточно толстыми, и ей с трудом хватало решимости держаться вдали от собирающегося уезжать Ландена. Потребовалась вся сила воли, которой она обладала, чтобы повернуться и выйти из его спальни.
– Я не могу обвенчаться с лордом Коллинзом. Если я когда-то и боялась стать никем, он превратит эти страхи в реальность. Я буду меньше, чем полным ничтожеством, ничем, фикцией.
Амелия с отчаянием вздохнула, и Шарлотта в знак поддержки стиснула ее руку, а затем принялась разливать по чашкам чай.
– А Скарсдейл?
– Я не хочу говорить об этом, – вспылила Амелия, но тут же извинилась: – Мне очень жаль. Прости.
Она закрыла глаза, вспоминая затравленный взгляд Ландена, когда он делился с ней мрачными тайнами, так долго остававшимися запертыми в его душе. Глаза Амелии снова затуманились слезами. Она плакала не о своей сердечной боли. Она плакала о нем и его бедах. Ланден считал себя опозоренным, хотя она знала, насколько он верный, страстный, отважный – и главное, любящий. Какая ирония была в том, что именно с ней он заставил себя лицемерить!
Амелия сидела рядом с Шарлоттой, полная решимости сделать так, чтобы больше ни один мужчина не взял над ней верх… и все же Ланден уже владел ее сердцем. Что может быть хуже неразделенной любви? Ей грозит вечное смятение чувств, если она не найдет выход из создавшегося положения.
– Лорд Коллинз настолько отвратителен?
– Он намного старше и очень самоуверен. Громко высказывает собственное мнение.
Она брезгливо наморщила нос, припомнив плотоядную ухмылку и мерзкие намеки Коллинза во время ужина и прогулки по саду.
– Конечно, его преклонные годы могут считаться преимуществом. У вдов куда больше свободы и они могут меньше считаться с диктатами общества.
– Амелия! – Шарлотта так поспешно поставила чашку, что та ударилась о блюдце. – Ты что-то не то говоришь. – Шарлотта переставила сахарницу и молочник, словно пытаясь собраться с мыслями. – Кроме того, много ли ты получишь свободы, воспитывая шестерых детей, если лорд Коллинз скоропостижно скончается?
– Мало. Хотя я сомневаюсь, что его интересуют дети. Все, что его волнует, – это наследство, иначе он бы так не спешил найти жену, чтобы переложить на нее ответственность за их благополучие.
– Будем надеяться, что его наследства будет достаточно, чтобы обеспечить тебе комфортабельную жизнь.
– Деньги беспокоят меня меньше всего. Несмотря на то, что отец уехал из Лондона за город, его здоровье постоянно ухудшается, – грустно ответила Амелия. При воспоминании об отце ее, как всегда, кольнула совесть. – Сомневаюсь, что мои отношения с Мэтью когда-нибудь улучшатся, а Ланден… боюсь, я больше никогда его не увижу, хотя он постоянно в моих мыслях.
Амелии казалось, что ее жизнь разлетелась на миллион осколков, и она тревожилась, что больше никогда не станет цельной. Страх неизвестности держал ее во власти, но как Амелия часто твердила Шарлотте, опасения и страхи не должны диктовать выбор жизненного пути. Каким шаблонным звучал ее совет, когда речь шла о ее собственной ситуации…
– Леди Амелия, насколько я понимаю, ваш визит можно назвать неожиданным.
На пороге стоял лорд Диринг. Его поза была такой же застывшей, как складки галстука. Прежде чем зайти в комнату, он вежливо поклонился, не сводя взгляда с Шарлотты.
– Разве в это время ты не должна упражняться на фортепьяно? Мне не сообщили, что ты предпочла нарушить расписание, чтобы выпить чая с леди Амелией.
Он поморщился, чтобы подчеркнуть, как разочарован, хотя его укоризненный тон и выбор слов и без того были достаточно красноречивы.
– Лорд Диринг, как приятно снова видеть вас! – приветствовала его Амелия, пытаясь смягчить откровенную неприязнь хозяина.
Шарлотта умудрилась выдавить улыбку, одновременно покаянную и дружелюбную, хотя Амелия ощущала исходившее от дражайшей подруги напряжение. На время забыв о собственном смятении, она схватилась за неожиданную возможность улучшить положение Шарлотты, несмотря на то, что ее собственное будущее висело на волоске.
– Простите мое вторжение. Я нарушила режим дня Шарлотты, но ни за что не сделала бы чего-то подобного, если бы ее дружба не была таким бальзамом для моей израненной души.
