Она смотрела Дирингу прямо в глаза, хотя была немного выше его. Несмотря на неприятный характер, он был довольно красив: волосы цвета свежего сена, темно-карие глаза, которые могли бы излучать тепло и любовь, если бы только он дал волю этим чувствам. Этот человек словно олицетворял собой домашний уют, в то время как Ланден – темные тайны и приключения.
– В самом деле? – Он смерил ее взглядом, и Амелия невольно расправила плечи. – Я упомянул об этом только потому, что привык к музыке Шарлотты, когда просматриваю корреспонденцию в своем кабинете, и всегда замечаю отсутствие мелодий.
Неужели он даже не улыбнется? Не сделает жене комплимент, не улучшит ее взгляд на их отношения, выразив, как искренне он восхищается ее игрой? Неудивительно, что Шарлотта каждый день ходит по тонкому льду, не понимая, чего от нее ожидает муж. Что скрывает лорд Диринг под своей отталкивающей сдержанностью? И он всегда ведет себя именно так?
Тут на Амелию снизошло озарение. Она вдруг поняла, почему Шарлотта почти ничего не говорила о своей интимной жизни. Увидев ее мужа, Амелия засомневалась, узнает ли он страсть, даже если она подойдет к его двери и постучится? И все же при взгляде на Шарлотту в глазах Диринга промелькнула вспышка некоего смутного чувства.
– Я сяду за фортепьяно перед ужином и буду играть в два раза дольше, если это приносит вам удовольствие, лорд Диринг.
Капитуляция Шарлотты заставила Амелию высоко вскинуть брови и взглянуть на подругу со смесью возмущения и сочувствия. Этот брак срочно нуждается в спасении. Шарлотта увянет и умрет под таким неотступным наблюдением. И боже, лорд Диринг! Невыносимый официоз! Он казался уравновешенным и меланхоличным, хотя Амелию не оставляло подозрение, что на карте стоит нечто большее, чем необходимость контролировать жену.
В ее сердце прокралось сожаление. Поглощенная собственными проблемами, она пренебрегла несчастьями подруги, но очевидно, отношения Дирингов были такими же зыбкими, как ее собственное будущее. Что же тут можно сделать?
Амелия усилием воли подавила конфликтующие эмоции и встала.
– Не стану больше обременять вас своим присутствием, – учтиво сообщила она и пошла к дверям, отмахнувшись от возражений Шарлотты. – Мне необходимо поскорее быть дома. Желаю вам всего наилучшего.
С этим сердечным прощанием она вышла за дверь и пошла домой самой длинной дорогой, не спеша предстать перед Мэтью. При мысли о Ландене Амелия еще больше замедлила шаг. Погода была прекрасной, небо – ясным, дул освежающий ветерок, и все же сердечная боль затмевала всю радость от теплого дня. Ланден уезжал, ее признание в любви было отвергнуто как бессмысленное, сердце разбито, подобно песочным часам, из которых высыпался песок. Их уже не восстановить. Она любила его за двоих, но этого недостаточно, чтобы выстроить семейную жизнь.
А дома ждет Мэтью, чтобы навеки связать ее с человеком, которому жена нужна только, чтобы присматривать за детьми и согревать его постель. Но Мэтью не желает ничего слушать.
Почему брат забывает о логике, когда речь идет о ее счастье? В прошлом его решения никогда не казались поспешными, а поступки всегда были обдуманными и взвешенными. Что стоит на кону? Кроме любви к пазлам, у него было мало других интересов. Правда, он еженедельно посещал свое Общество утонченных интеллектуалов, в котором лорд Коллинз был председателем. Во время их прогулки по саду он не стеснялся этим хвастаться, одновременно пожирая взглядом ее декольте. Возможно, стремление Мэтью выдать ее замуж за Коллинза каким-то образом связано с его членством в Обществе?
Полная решимости, Амелия с довольной улыбкой поспешила дальше. Ее ботинки выбивали энергичный ритм на брусчатке.
Ланден подписал бумаги, лежащие на письменном столе Болстера Хэмма. Поверенный ничего не сказал по поводу необычных условий, уступчивости Ландена или того обстоятельства, что последний вошел в контору без объявления, не предупредив заранее о своем появлении.
Ланден поклялся себе выполнить свои обязательства и покинуть город до заката. Лондон, как и прежде, не был к нему добр, и он сгорал от нетерпения поскорее убраться.
Ланден перевел взгляд на окно. Перед его мысленным взором возник образ Амелии, он вспомнил ее признание в любви, и его сердце тут же забилось чаще.
Нет.
Он снова перевел взгляд на столешницу и, подняв бокал бренди, осушил его одним нетерпеливым глотком. Спиртное обожгло горло, но не вернуло ему спокойствие. Он отказывался думать об Амелии, да и о Мэтью, игнорируя чувство, поселившееся в сердце и разрывающее его изнутри. Эмоции казались Ландену непозволительной роскошью. Он должен уделить все свое внимание скучным юридическим вопросам, которые унаследовал вместе с герцогством.
Ланден поднял перо и попытался сосредоточиться на документах брата. Последнее время воспоминания о Дугласе потеряли способность лишать его покоя. Ненависть к себе была вытеснена чувством долга. Как легко винить в собственном одиночестве погибшего брата! Но Ланден сам создал мир без красок и заперся в нем. Время никого не ждало, особенно людей, погрузившихся в жалость к себе.
Настала пора прекратить бесконечно себя упрекать. Ланден посыпал песком еще один контракт и отложил его в сторону. Как бы он ни старался оставить все в прошлом, упорная совесть отказывалась отпустить его на свободу.
Он потратил так много времени, выбросил на ветер недели, месяцы, годы. Пустая скорлупа бессмысленного существования. Теперь он хотел вернуть каждый потерянный день, хотя бы затем, чтобы как полагается скорбеть по брату.
Ланден фыркнул, осознав всю меру собственного двуличия. Потому что в последнем заключении была не вся правда. Он хотел вернуть эти годы, чтобы отпраздновать каждую минуту с Амелией. Для того чтобы прожить жизнь снова. Начать сначала. Но он помнил о сказанном прошлой ночью. Ему не суждено начать сначала.
Он смотрел на подпись брата, начертанную внизу документа. Каждый чернильный штрих, каждый росчерк воскрешал прошлое. Ланден дал волю воспоминаниям. Сладостно-горькие, они больше не сопровождались приливом отчаяния и муки, и все же…
Его родители уже почти год лежали в земле. В этот день он столкнулся с Дугласом в кабинете, что бывало крайне редко. Ланден не утруждал себя чтением и нечасто посещал комнату, где отец вел дискуссии и политические дебаты. Ланден был вторым сыном, и главным для него являлась погоня за удовольствиями. В тот вечер он просто хотел выпить бренди. Дуглас, со своей стороны, вряд ли имел возможность убивать время. С самого рождения их цели были абсолютно противоположны, так что Ланден немного растерялся, увидев брата, сидевшего за отцовским письменным столом и с недовольным видом листавшего счетные книги.
Поняв, что его уединение нарушено, Дуглас немного оживился и знаком подозвал Ландена. Тот ожидал строгого внушения и был потрясен, когда брат стал объяснять значение цифр и говорить о годовом доходе, скрупулезно подсчитанном поверенным поместья, который прислал Дугласу отчет. Ланден смотрел на книги широко открытыми глазами и с неожиданным интересом, пока резкое замечание брата не положило этому конец.
