– Сейчас я даже не работаю, – сказала она.
– Надолго тебя отстранили?
– Думаю, на всю жизнь.
– Не говори так, – укорила ее Барт. – Для полиции ты настоящее сокровище. Ты работаешь лучше всех, кого я знаю.
Коломба покачала головой:
– После Катастрофы я даже написала заявление об уходе. Оставалось только подписать. Но Ровере убедил меня не торопиться. А потом Курчо затащил меня обратно.
– И бросил.
– Он сделал для меня все, что мог. Я сама совершила ошибку, – сказала Коломба. Она знала, что такое держать в руках бразды правления, и понимала, что не может винить в случившемся своего начальника.
– Я знаю только, что ты отлично поработала. – Барт поставила на стол поднос с кофейником, двумя стальными чашками и блюдцем с горкой печенья «кошачьи язычки». – Вот увидишь, все будет хорошо.
Коломба надкусила печенье.
– Я должна кое о чем тебя спросить.
– А я-то надеялась, что ты явилась с дружеским визитом! – с притворным отчаянием воскликнула Барт.
– Так и есть, честное слово! Но…
– О’кей-о’кей, продолжай. Я пошутила.
– На совещании в Риме ты сказала, что террористы ошиблись, когда подключали к системе газовый баллон. Уверена, что это была ошибка?
– Вместо ста десяти пассажиров погибло всего девять, – удивленно сказала Барт. – Если это не ошибка, не знаю, что и думать… Через вентиляцию газ попал только в один вагон.
– А что, если в этом и заключался их план?
Барт посерьезнела.
– Это не просто гипотеза, верно?
– Давай считать, что я строю умозрительные догадки. Если завтра тебя вызовут в качестве свидетельницы, тебе хотя бы не придется лгать под присягой. Это всего лишь дружеская беседа.
Барт отставила чашку.
– Это связано с Данте и его вопросами о трупе?
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты ведь знаешь, что я буду за тебя волноваться?
– Не стоит.
– А как иначе? Разве ты не беспокоишься о своих друзьях? – Вздохнув, Барт продолжила: – Итак, смертельная концентрация цианида – около пятисот миллиграммов на кубометр воздуха. В баллоне не хватало цианида на весь поезд.
– Чем больше помещение, тем сильнее рассеивается газ, – сказала Коломба.
– Вот именно. Концентрация бы снижалась от одного вагона к другому и в зависимости от циркуляции воздуха стала бы токсичной, но нелетальной либо в хвосте, либо в передних вагонах.
– А нельзя было использовать баллон побольше?
Барт быстро посчитала что-то в уме:
– Потребовался бы баллон минимум в десять раз крупнее. Такой не поместился бы за панелью. Но если бы они просто подключили его иначе, погибших было бы гораздо больше, а многие другие получили бы сильное отравление.
– Многие – это сколько?
Барт покачала головой:
– Не знаю. Существуют модели распространения газа в замкнутых пространствах, и, если хочешь, я могу произвести более точные вычисления. Но, как ты знаешь, поезд не был герметичным, а значит, необходимо учитывать дисперсию в атмосферу.
– И все-таки они не смогли бы убить всех пассажиров? – спросила Коломба. В животе стало холодно, будто она проглотила кубик льда.
– Нет. Навскидку – погибло бы меньше половины.
Холод поднялся к щекам Коломбы, и она побледнела.
– Все хорошо? – спросила Барт, обеспокоенно взглянув ей в лицо.
– Да, извини, что тебя донимала. Мне просто стало любопытно. Ясно, что они ошиблись.
Барт прищурилась:
– Я не заставляю тебя откровенничать, но не пудри мне мозги, о’кей?
Коломба опустила глаза. Они с Барт провели вместе еще пару часов, но от непринужденной атмосферы не осталось и следа. Коломба вызвала такси, чтобы вернуться на станцию, и наскоро попрощалась. С заднего сиденья она обернулась и помахала, но Барт продолжала неподвижно стоять под дождем, глядя ей вслед. Коломба занесла очередной грешок в свой и без того богатый послужной список.
Добравшись до Чентрале, она решила подождать поезда на скамье у эскалатора и отправила «снэп» Данте. Он тут же перезвонил, и она сообщила ему, что узнала.
– Я не могу быть уверена в твоей правоте, – сказала Коломба. Ее внутренний холод перекинулся на легкие. – Но есть немалая вероятность, что наша ангелица предпочла действовать наверняка и намеренно подключила баллон таким образом, чтобы убить только пассажиров вагона люкс. Возможно, она ненавидит богачей.
– В этом она была бы не одинока, однако у меня другая версия. Думаю, она хотела скрыть свою истинную цель, – сказал Данте.
Коломбе вспомнилась одна из старых книг, которые она читала, поправляясь после Катастрофы, – сборник рассказов о патере Брауне. Обычно она терпеть не могла детективы, но низенький сельский священник, раскрывавший преступления благодаря знанию человеческих душ, завоевал ее сердце.
В одном из рассказов генерал сломал шпагу при убийстве однополчанина и, чтобы сохранить преступление в тайне, отправил свой полк на верную смерть. Отец Браун разрешил загадку кровавого сражения, и использованная им метафора вдруг обрела для Коломбы вкус страшной истины: «Где умный человек прячет лист? В лесу. Если нет леса, он его сажает. И если ему надо спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес. А если ему надо спрятать мертвое тело, он прячет его под грудой мертвых тел»
[24].
– Гильтине создала груду мертвых тел, – пробормотала она.
Данте не понял литературной отсылки Коломбы, но тотчас же догадался, что она имеет в виду.
– Ее целью был один-единственный пассажир, и она спрятала его среди мертвых тел, выдумав причину для кровопролития и избавившись от всех, кто знал правду, – сказал он. – Представляешь, какого титанического труда стоило создать этот огромный механизм?
– Ты что, восхищаешься ею? Если да, завязывай, – нервно сказала Коломба.
– Я восхищаюсь лишь ее умом, а не методами и целями. Мне интересно, что заставило ее взять на себя такой труд. От кого она прячется? Явно не от полиции и спецслужб.
– Почему?
– Потому что она знала, что, если впутает ИГИЛ, в расследовании будут задействованы все госструктуры. Если бы она опасалась связываться с силами правопорядка, то инсценировала бы несчастный случай, как в Греции и Германии.
– По-твоему, она могла таким образом избежать тщательного расследования?
– Не в этом случае. По какой-то причине она знала, что расследование все равно будет. И решила подбросить своему врагу, кем бы он ни был, громкую сенсацию, которая усыпила бы все его подозрения. Например, ИГИЛ.