– Нет. Мне его прописали.
Коломба молчала, и он продолжил:
– Хлорпромазин дают шизофреникам и людям с биполярным расстройством, которые не реагируют на другие препараты. Похоже, я попадаю в одну из этих категорий. Я должен принимать его ежедневно, но делаю это только в экстренных случаях, как, например, вчера.
– Так вот почему ты был таким вялым.
– Ну да. Но лекарство еще оставалось у меня в крови и помогло дотянуть до новой дозы. Что будем делать с Андреасом? Полагаю, возможность расчленить его и бросить в озеро не обсуждается.
Коломба скорчила свирепую гримаску, и Данте увидел, как из ее глаз ударили зеленые лучи. Он понимал, что это остаточный эффект наркотика, но иллюзия была такой реальной, что он вздрогнул.
– Все будет зависеть от того, как он себя поведет.
Они, не снимая наручников, усадили журналиста на кровать Данте, и через полчаса он пришел в сознание.
– Можно мне глоток воды? – промямлил он.
Данте поднес ко рту Андреаса бутылку. Ему захотелось двинуть немцу горлышком по зубам, но кислота и психотропный препарат снизили его агрессивность до минимума.
Коломба помахала ножом перед носом мужчины:
– Что ты собирался с нами сделать?
Андреас пожал плечами:
– Ничего. Я заглянул к вам, услышав странный шум, а он вдруг ни с того ни с сего на меня набросился. Мне показалось, он под наркотой.
– Думаешь, кто-то тебе поверит?
– Думаю, мне поверят все.
Наблюдавший за журналистом Данте казался озадаченным.
– Ты лжешь. Но должен признать, что тебе это хорошо удается. Слишком хорошо. КоКа, могу я провести маленький эксперимент?
– Пожалуйста.
Данте взял нож и прижал острие к правой щеке Андреаса:
– Что, если я вырежу тебе глаз? Ведь у тебя их целых два.
– Сомневаюсь, что ты на это способен.
– Ты не так уж хорошо меня знаешь. Ты можешь ошибаться.
– Что такое жизнь без щепотки риска?
Данте снова пристально посмотрел на журналиста, а потом положил нож на письменный стол и откинулся на спинку стула.
– Ты всегда таким был? Убивал щенков в детстве? Мучил своих подружек?
Андреас не отвечал, но в его глазах что-то блеснуло.
– Как ты собирался выйти сухим из воды? – спросила его Коломба.
– ЛСД играет с людьми жестокие шутки. Особенно с теми, кто любит ночами карабкаться по стенам, – будничным тоном сказал он. – Ну да, я тебя видел.
– Убийство-самоубийство, – произнесла Коломба.
– Сама понимаешь, тебе не удастся ничего доказать. Только в очередной раз выставишь себя идиоткой. Ты ведь привыкла к провалам, да? Потому и тусуешься с таким, как Торре.
Решив не идти у него на поводу, Коломба усилием воли сохранила бесстрастное выражение лица.
– Хватит выкаблучиваться. Зачем ты хотел нас убить?
Андреас осклабился измазанными кровью зубами. Зрелище было не из приятных.
– Ты правда думаешь, что вас хотел убить я? – спросил он.
13
Для Андреаса погибшие в «Абсенте» ничего не значили. Как говорил мультяшный Джокер, «зеро, зип, зилч, нада». Ничего удивительного – все по-настоящему важное он мог засунуть в рот или насадить на член. Только для ублажения этих драгоценных частей тела ему и нужны были деньги. В первые годы работы внештатным журналистом он ради наживы делал все, на что не хватало духу у его коллег: брал интервью у только что изнасилованных женщин и людей, переживших личную трагедию, выслушивал сексуальные фантазии педофила, шантажировал несговорчивых свидетелей, обменивался информацией с преступниками.
Андреас прекрасно знал, что такое хорошо и что такое плохо, но не видел причин придерживаться общепринятой морали. Точно так же не интересовала его ни дружба, ни романтическая любовь. Будучи образованным человеком, он отлично понимал, что обладает, по выражению психиатров, «диссоциальным расстройством личности», как Ли Харви Освальд и Тед Банди. Однако в отличие от них он считал, что убийство – крайняя мера, прибегать к которой следует лишь в случае особой необходимости, как, например, когда его пожилые родители стали слишком назойливыми. Применять насилие тоже следовало с осторожностью: если раньше, когда его не знали, Андреас мог делать все, что заблагорассудится, то теперь благодаря его усердным трудам его щекастая физиономия постоянно мелькала по телевизору. Он рылся в старых архивах, отыскивал удалившихся от мира уфологов и сатанистов и умел поладить даже с самыми неподатливыми строптивцами. Словом, у Андреаса был нюх на стоящие сюжеты – такие, как сюжет о Гильтине.
Вопреки тому что журналист наплел Коломбе, он ходил в больницу, чтобы поговорить с обожженным стариком, и убедил своего приятеля-медбрата сделать тому инъекцию и привести в сознание. Помимо имени Гильтине, он вытащил из мужчины несколько русских слов, но не понял ничего, кроме прилагательного, означающего «белый», которое вне контекста было для него совершенно бесполезно. Однако история обретала форму на глазах. Неопознанного мужчину, говорящего по-русски, убивает загадочная женщина. Что может быть лучше! Из такого материала можно не то что серию статей, а целую книгу выжать. А если вдобавок сдобрить историю сплетнями о ГДР, тысячи людей примут сюжет за чистую монету. Как обстояло дело в реальности, ему было не важно. Зеро, зип, зилч, нада. А когда Андреас, с почти физическим удовольствием предвкушавший, как начнет писать, вернулся домой, его уже ждала она.
– Гильтине? – спросила Коломба. У нее пересохло во рту.
– Гильтине, – кивнул Андреас. – Не знаю, что вам двоим примерещилось под кайфом, но такого страшного зрелища вы точно не видали.
– Ты разглядел ее лицо? – взволнованно спросил Данте.
– На ней была маска. Облегающая резиновая маска, какие носят люди, получившие тяжелые ожоги. Но у нее был закрыт даже рот, а руки замотаны бинтами. Могу сказать только, что она была среднего телосложения.
– Она получила ожоги во время пожара в «Абсенте»? – допытывалась Коломба.
– Я и сам задавался тем же вопросом. Но с пожара прошло всего пара недель, и если бы Гильтине получила такие обширные ожоги, то не смогла бы разгуливать по городу и уж тем более двигаться так, как двигалась она…
Очутившись с ней лицом к лицу, Андреас бросился к ящику стола, где держал баллончик со слезоточивым газом, но каким-то непостижимым образом женщина в бинтах его опередила. Ему даже вспомнился цирковой трюк с исчезновением: моргнуть не успеешь, а ассистентка фокусника уже материализуется на другом конце сцены с букетом роз в руке. Только вместо букета Гильтине с молниеносной скоростью крутила в пальцах охотничий нож с зубчатым лезвием, как у Рэмбо.
