Мужчина презрительно посмотрел на Данте:
– Хотел сохранять ясную голову. На случай, если она вернется. Но сейчас… – Он пожал плечами.
Данте еще раз приложился к горлышку. По телу разлилось тепло, и он вдруг осознал, что они и правда совершили невозможное. Перед ним сидел человек, владеющий ключом к загадке Гильтине. Человек, который знал, почему она скитается по свету, обрывая жизни, как ангел, чье имя она присвоила.
«А если он солжет? Если откажется говорить?»
Он попытался прочитать старика, но тот был слишком обезображен шрамами и увечьями. Пленник погрозил ему пальцем:
– Нас тоже учили этому трюку. Но мы старались на нем не попасться.
– Какому трюку?
– Читать мысли по выражению лица.
– Военная подготовка? Шпионская?
Пленник снова пожал плечами.
В комнату вернулись девушки. Коломба держала в ладонях чашку чая. Она зверски проголодалась, но есть в доме было нечего.
– К сожалению, Бригитта не говорит по-итальянски, – сказала она по-английски. – Раз уж мы все знаем английский, предлагаю перейти на него. Вы не возражаете?
– Мне нечего сказать. – По-английски пленник говорил без всякого акцента, да и по-немецки, вероятно, не хуже. Данте подумал, что, кем бы ни был этот человек, во время подготовки у него явно развилась способность к языкам.
– Скажите хотя бы, как вас зовут.
– Франко Кьяри.
Коломба поставила перед ним стул и села.
– Что-то не верится. Думаю, это имя такое же вымышленное, как Хайнихен и бог знает сколько еще имен.
– Ваше мнение меня не интересует.
– Вы русский.
Мужчина не отреагировал.
– Посмотрим, не заинтересует ли вас это, – сказала Коломба. – Гильтине убила двенадцать человек в Италии, шесть в Берлине при пожаре в «Абсенте», выжили в котором только вы, и мой друг уверен, что на ее совести еще множество смертей по всему миру.
– Ваш друг, скорее всего, прав, – признал Кьяри.
– Мой друг считает, что она продолжит убивать.
– Это тоже возможно.
– Вы единственный, кто может помочь нам ее остановить.
Кьяри улыбнулся уголком изуродованного рта. Лицо сложилось в несуразную гримасу.
– Вы не можете ее остановить.
– Почему вы отказываетесь помочь нам после всего, что она с вами сделала?
– Потому что я это заслужил. По моей вине она до сих пор на свободе.
– Вы были военным или шпионом, – вмешался Данте, мысленно связавший факты воедино. – Ваше задание как-то касалось Гильтине?
– Когда мне его поручили, она себя так не называла.
– О’кей. Вы должны были задержать ее, но не смогли, – сказала Коломба. У нее уже чесались кулаки, но она старалась набраться терпения.
– Ошибаетесь. В том-то и проблема. Я свою работу выполнил. – Пленник понизил голос до шепота. – Я нашел ее и исполнил свой долг.
– И в чем же ваш долг заключался? – впервые вмешалась Бригитта. – Что вы с ней сделали?
– Я ее убил, – сказал человек, называющий себя Кьяри. – За это она сейчас и мстит.
Ранее – 2010
Сверкающие небоскребы Шанхая пронзают черное, безлунное небо. Донна смотрит на широкий изгиб реки Янцзы, бегущей двадцатью этажами ниже гостиничного окна. Она вспоминает ледяную воду в старой тюрьме, теплоту испанского моря. Времена, когда ее звали Девочкой или Немой. Когда она еще не выбрала себе имя – единственное, которое кажется ей по-настоящему своим
[38].
Позади нее в огромной, слишком мягкой кровати ничком спит Катя. Волосы разметались по подушке кроваво-красными медузьими щупальцами, нога высунулась из-под покрывала. Донна подходит к девушке и осторожно откидывает простыню, обнажая ее тело. Катина молочно-белая кожа сияет в свете ночника. У нее худенькая, почти без изгибов фигура.
«Должно быть, предки Кати были не хищниками, а добычей, – думает Донна. – Они сбегали на своих длинных ногах, прятались в лесах. Крали пищу, потому что не умели охотиться.
В отличие от меня».
Она склоняется над Катей. Под запахом безымянной отельной пены для ванны чувствуется исходящий от нее аромат вина и угрей на гриле. Ими они поужинали в богемном квартале, в ресторанчике, зажатом между картинной галереей и реставрационной мастерской. В этом квартале Катя проводит каждую свободную от учебы и репетиций минуту, а возвращается поздно ночью с блестящими от увиденного глазами. Катя живет искусством и красотой. Донна не понимает их, но ощущает их воздействие на себе, поддается их очарованию через посредницу. Так было всегда с момента, как она впервые увидела эту девушку в луче софита на сцене парижского концертного зала. Ее пальцы порхали по клавишам фортепиано. Донна овладела ею в ту же ночь, когда тело Кати еще трепетало от музыки, волнения и аплодисментов.
Они должны были провести вместе всего ночь, но с тех пор уже не разлучались. Следующие два года они путешествовали по свету. Донна стала спутницей пианистки, ее опорой и неизменно дожидалась за кулисами. Она знает, что их отношения – ошибка, но, сколько бы ни пыталась порвать с Катей, всегда возвращалась. Катя стала частью ее. Вдали от девушки Донна чахнет и умирает.
«Рано или поздно она поймет. Увидит, кто я на самом деле».
И тогда все закончится.
Одинокая капля пота скатывается по изгибу Катиной спины и замирает чуть повыше почти плоских ягодиц. Донна слизывает ее языком. Вкус жизни.
Она бы заплакала, но не умеет.
Катя просыпается, гладит ее лицо и притягивает ее к себе. Донна приникает к ее телу, целуя бегущую по руке девушки вену, и чувствует, как кровь мягко пульсирует в ритм с ее дыханием. Они прижимаются друг к другу губами.
– Мне приснился странный сон, – шепчет Катя.
– Все сны странные, – отвечает Донна, которая не спит никогда. – О чем?
– Я уже почти забыла. Помню только Гильтине.
– Кто это?
– Ведьма, о которой мне рассказывала бабушка. Она вела за собой одетых в белое женщин со свечами в руках. Они шли по темному, покинутому, лежащему в руинах городу…
– Как после войны.
– Разве что ядерной… В общем, мир был покинутым и безжизненным.
