– И поделом! – в ярости сказала Бригитта, казалось готовая вцепиться ему в горло. – Это ты виноват во всем, что случилось после Шанхая!
– Откуда вам знать, как бы она поступила? – спросил Данте.
– А чем она, по-вашему, занималась, прежде чем я выследил ее в Шанхае? Горничной работала? – с презрением сказал Максим. – Я охотился за ней почти тридцать лет, и все тридцать лет она зарабатывала убийствами. Ее нанимали воры в законе и иуды из ФСБ, когда сами брезговали марать руки. Выследить ее было невозможно, если не знать, куда смотреть, но я всегда оказывался на месте слишком поздно. Россия велика, а Гильтине к тому же выезжала за границу. Пару раз я договаривался со связанными с ней мафиози, чтобы мне ее сдали, но ей всегда удавалось уйти.
– Но почему вы не стали ее преследовать, когда поняли, что она еще жива? – настойчиво спросила Коломба.
– Вернувшись в Москву, я обнаружил, что мое имя попало в список Потеева. Знаете, что это?
– Да, – сказал Данте, но, заметив недоумевающие взгляды девушек, пояснил: – Александр Потеев был кротом ЦРУ в российской Службе внешней разведки. Он разгласил имена некоторых агентов под прикрытием. Например, Анны Чапман.
– Не все имена попали в газеты, – сказал Максим. – Над головой бедняг, чьи имена держались в тайне, повисло кое-что похуже судебного процесса. Например, безвестная камера или могила с согласия обеих сторон.
– И ваше имя было среди неопубликованных, – сказала Коломба.
– Точно. Поэтому я сбежал, надеясь, что ни американские, ни русские спецслужбы не откроют полномасштабную охоту на такую пешку, как я, и с тех пор держался тише воды ниже травы. Кому я мог насолить? К сожалению, на хвосте у меня сидели не они, а Гильтине.
– Вы уверены, что женщина, которую вы пытались убить в Шанхае, и есть Гильтине?
– На ней был огнеупорный костюм и противогаз, но забыть ее манеру двигаться невозможно. Видишь ее за десять метров, а в следующую секунду она уже бьет тебя по яйцам. – Максим поднял глаза к потолку. – И потом, я был не первым в ее списке.
– Что вы имеете в виду?
– Мои бывшие коллеги дохли как мухи. Кто погиб при пожаре, кто утонул, кто с лестницы упал. Прямо-таки документалка о бытовых несчастных случаях. Но я поначалу воображал, что это чистка со стороны спецслужб.
– С чего им было вас ликвидировать? Что такого секретного вы знали?
– Коробка, – сказал Максим.
– Что еще за коробка?
– Там я впервые встретил Гильтине. – Он снова отхлебнул из бутылки. – Это тюрьма. Самая страшная тюрьма в истории.
2
Максим прилетел в Киев на военном самолете, после чего их еще с пятью спецназовцами погрузили в грузовик и повезли по заснеженным ночным дорогам. Стоял декабрь, и градусник опустился до пятнадцати ниже нуля – холодно, как в Кабуле. Однако здесь можно было хотя бы не бояться, что подорвешься на мине или поймаешь пулю.
Грузовик высадил их перед затерянным в лесах военным объектом. Зона состояла из нескольких военных бараков, столовой и пары зданий для сотрудников. За делившей лагерь надвое оградой из колючей проволоки виднелся серый бетонный куб высотой с трехэтажный дом. Помимо единственного входа, стены куба были совершенно глухими – ни окон, ни щелей, только вентиляционные отверстия. Без допуска ни войти, ни выйти было невозможно.
– Ни окон, ни дверей? Хотите сказать, заключенные никогда не видели солнца? – спросила Коломба.
– Никогда. Я ни разу не был внутри, но мне говорили, что в кубе по крайней мере на пару часов в день включали электрическое освещение. Рассчитывать на большее зэкам не приходилось. Их свозили из тюрем по всему Советскому Союзу, но мы не знали, кто они – политзаключенные или обычные уголовники, – потому что их документы были подчищены. А еще в Коробке были дети.
Данте обнаружил, что стоит в двух шагах от Максима, но не помнил, как там очутился.
– Вы закрывали в таком месте детей?
– Не я принимал решения. Детям отводилось специальное отделение. Всего в Коробке содержалось пятьсот заключенных, среди которых было около пятидесяти детей и подростков.
– Их тоже никогда не выпускали?
Максим молчал. Данте почувствовал, что потеет, и, сжав кулаки, подошел к нему вплотную.
– Выпускали или нет? – повторил он, почти рыча.
– Нет. Это было путешествие в один конец, – неохотно, с видимым стыдом произнес Максим.
– И в чем заключались их преступления? – спросила Бригитта.
– Не знаю. Их бумаги тоже подчистили. Но вряд ли детей переводили из других тюрем. Они выглядели грязными и больными, и на них не было тюремных роб.
– Коробка ведь не настоящее название? – спросил Данте. – Как называлась тюрьма на самом деле?
– «Дуга-три».
Ответ не стал для Данте неожиданностью, и все-таки он был потрясен до глубины души.
– Сукины дети. Проклятые сукины дети, – пробормотал он.
– Может, объясните, о чем речь? – спросила Коломба.
– «Дуга-три» – одна из самых охраняемых тайн времен холодной войны, – сказал Данте, сжимая и разжимая здоровую руку. – Это была затерянная в глуши военная база в сотне километров от Киева. Советский Союз отрицал ее существование, но НАТО засекла ее по похожим на стук дятла сигналам, передаваемым ею в радиоэфир. Никто не знал, какую функцию она выполняла. Поговаривали, что там базировалась станция противоракетной обороны. Или комплекс ионосферных исследований, вызывающий искусственные землетрясения. В действительности же на территории «Дуги-три» находился лагерь. И ты оставался там до последнего дня, солдат?
– Да.
– Случайно, не до апреля восемьдесят шестого года?
Максим кивнул.
В то время случилось что-то важное и чудовищное – это Коломба знала точно, но никак не могла вспомнить, что именно произошло.
– Комплекс «Дуга-три» находился недалеко от Припяти, – объяснил Данте. – Двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года Припять превратилась в город-призрак. Точнее, двадцать седьмого апреля, потому что в первый день население никто не оповестил. Только потом из зоны эвакуировали больше трехсот тысяч человек, но к тому времени многие уже заразились и все равно погибли.
Коломба наконец поняла, о чем речь, однако Бригитта заговорила первой.
– Твою мать… Чернобыль, – пробормотала она.
«Чернобыль».
Коробка была построена рядом с эпицентром крупнейшей ядерной катастрофы в истории.
3
Чтобы добраться до содержимого ячейки в бардачке, Андреасу пришлось стянуть с себя ботинок. Этот акробатический трюк, сам по себе достойный человека-змеи, потребовал от толстоногого журналиста нечеловеческой ловкости. Он дважды уронил небольшой сверток, прежде чем наконец сумел бросить его себе на колени. Завернутые в тряпицу заготовки для ключей и пять маленьких отмычек вызвали бы немало вопросов у полиции, но уже не раз сослужили ему добрую службу.
