Девушка отлетела назад и ударилась об угол камина. Резкая боль в спине отдалась до самого затылка. Она осела, и толстяк ринулся к ней, чтобы добить, но не успел: Данте подполз к нему и отчаянно схватил за лодыжку обеими руками. Андреас стряхнул его руки и пнул в живот, отбросив на пару метров.
Тем временем Коломбе удалось подняться, и они с Андреасом уставились друг на друга с противоположных концов стола, как пара бойцовых псов. Лицо матерящегося по-немецки журналиста превратилось в кровавую маску, под изорванной одеждой виднелась обрюзгшая плоть.
– Ну же, – сказала Коломба, накручивая на кулак брючный ремень.
Ее глаза отливали такой хищной зеленью, что Андреас на секунду замешкался. Наконец он вспомнил про пистолет и, развернувшись, побежал к серванту. Оружия видно не было – Коломба отбросила его к самой стене, – и Андреас опрокинул сервант. Тарелки и бокалы полетели на пол, и среди пыли и черепков показалась «беретта». Подобрав пистолет, Андреас с победной улыбкой обернулся к Коломбе:
– Что дальше, путана?
Она попятилась к входной двери и сшибла вешалку-стойку. Андреас поднял пистолет, казавшийся игрушкой в его огромной руке.
– Говорят, схлопотав пулю в живот, умирать будешь долго. Потому что дерьмо попадает в кровь.
Данте снова встал на колени и поднял руки:
– Андреас, постой! Твоя взяла! Мы сделаем, как ты скажешь.
– Заткнись, дебил, и до тебя очередь дойдет. – Андреас провел языком по губам. – Ну что, сука поганая, пожалела, что доставала меня? – Он шагнул к Коломбе. – Спорим, теперь тебе очень захотелось мне дать? – Он подошел еще ближе. Заваленную грудой упавших курток Коломбу словно пригвоздило к стене. – Может, если хорошенько обработаешь мой толстый хер, я даже буду помягче с тобой и твоими друзьями. Что скажешь? Договоримся?
– Нет, – сказала Коломба и прямо через карман куртки выстрелила в него из револьвера Максима, молясь, чтобы старая железка не взорвалась у нее в руке. Четыре пули прошили Андреаса от груди до живота. Он, как горилла, вскинул руки и рухнул на спину, сбив каминную полку и ударившись затылком об пол.
Бригитту сшибло с ног обломками деревянной столешницы и кирпичей. Снова упав, она увидела перед собой лицо Андреаса с вывалившимся изо рта распухшим языком.
Бригитта закричала.
6
В два часа ночи, напоив потрясенную Бригитту несколькими глотками найденного в кладовой коньяка и отправив ее в душ, чтобы она немного пришла в себя, Данте вышел из коттеджа. Подойдя к «делориану», на переднем капоте которого сидела Коломба, он прислонился к дверце и закурил:
– Все в порядке?
– Я только что снова убила человека, Данте, – сказала Коломба. – Ни хрена не в порядке.
– Это была законная самооборона.
– Ты уверен?
Данте вопросительно посмотрел на нее.
– Я знаю, что чувствовала, спуская курок. Я хотела его убить, Данте. Хотела стереть эту улыбочку с его рожи, хотела, чтобы он исчез с лица земли. И когда он умер…
– Ты почувствовала себя убийцей.
– Да.
– Поверь, ты не убийца. Ну разве что формально. Но я знаю, что у тебя не было выбора. Я даже думаю, что тебе давно надо было его прикончить.
Коломба покачала головой. Голова болела.
– Нужно было просто предоставить работу над расследованием моим коллегам. Или сдать Андреаса немецкой полиции.
– Ты прекрасно знаешь, что из этого бы ничего не вышло.
– «Клянусь хранить верность Республике, честно соблюдать ее конституцию и законодательство и добросовестно исполнять свойственные моей должности обязанности в интересах государства и на благо общества», – продекламировала Коломба. – Знаешь, что это?
– Самый бездарный гимн из всех, что я когда-либо слышал?
– Присяга, которую я давала при поступлении в полицию, – прерывающимся голосом сказала Коломба. – Я всегда верила в нее и старалась ее соблюдать. Потом начала обходить кое-какие правила, преступать законы. А сейчас… – Она покачала головой и перевела дыхание. – Я должна сдаться властям, Данте.
– Если бы ты не была так расстроена, то вспомнила бы, что Андреас – очень известный писатель, и в нашу версию событий никто не поверит.
– И что, по-твоему, нам делать? Спрятать трупы?
– Не трупы, а только следы нашего пребывания на вилле, – осторожно сказал Данте. – Дом снят на имя Андреаса, а он убит из пистолета Максима. Вероятно, они поссорились, потому что Максим не желал выдавать ему какую-нибудь животрепещущую тайну Штази.
– Я не могу лгать следствию по делу об убийстве, Данте! – закричала Коломба. – Не могу пасть так низко!
– Так будет правильно.
– Ну конечно! – Она ударила по капоту. – Трупы еще не остыли, а ты уже разработал план, как все уладить. Тебе плевать на все, кроме собственной задницы.
– Может, по-твоему, меня надо было запереть в Коробке с такими же социопатами?
– Не приписывай мне слова, которых я не говорила.
– Зато подумала. – Данте прикурил очередную сигарету от окурка предыдущей. – Если мы попадем за решетку, кто остановит Гильтине? Подумай об этом.
– Рано или поздно до нее доберутся коллеги Максима.
– Скорее всего, большинство из них уже на том свете. Но даже если и так… они уничтожат последнюю память о Коробке.
– Разве это так плохо?
– Да, КоКа. Гильтине не только убийца, но и жертва. Кто-то должен дать жертвам право голоса.
Почувствовав, что открылся слишком сильно, Данте замолчал, а Коломба не решалась нарушить тишину. Какое-то время они молча смотрели на окаймленное верхушками деревьев небо. В почти кромешной темноте ясно вырисовывался Млечный Путь. Оба до слез вглядывались в небеса, пытаясь забыть об ожидающем в коттедже кошмаре.
– Надо уничтожить наши отпечатки, – как во сне, сказала Коломба. – Везде следы, фрагменты… Ничего не выйдет.
– Воспользуемся методом Гильтине – разложим трупы и подожжем дом. Ведь Максим, в конце концов, уже спалил целый отель. Может, он как раз поджигал виллу, когда его застукал Андреас.
– Хочешь поджечь дом ни в чем не повинного человека?
– Можешь не сомневаться, что он застрахован. Только болван станет сдавать незастрахованный дом. И потом, это не худший поступок на свете.
– Всего лишь очередное преступление… – с досадой сказала Коломба.
– Зато мы выиграем время. Как по-твоему, сколько?
Она задумалась.
– В первую очередь мои немецкие коллеги свяжутся с родней и друзьями, потом проверят, с кем Андреас общался в последние дни. В Италии наши имена тут же взбаламутили бы полицию, но здесь это займет какое-то время. Потом им придется поговорить с итальянскими властями… При благополучном раскладе на все про все уйдет пара недель. А потом… Кто знает? Может, они никогда до нас не доберутся.
