Источники сохранили имена нескольких иностранных мастеров, работавших в России в 1540-1560-е гг.
Самым ранним сохранившимся орудием времен правления Ивана Васильевича является экспонат ВИМАИВ и ВС
[258] – медная 10-фунтовая пушка длиной аршин 5½ вершка мастера Игнатия 1542 г., на стволе которой имеется надпись: «Иоанн, Божию милостию Государь всея Роусии в лето 7050 делал Игнатей», на казенной части начеканено «Весу 6 пуд 30 гривенок»
[259]. Пушка Игнатия – прекрасный образец средневекового литейного искусства и орнаментики. Орнамент из растительных узоров, букетов, жгутовых поясков и двух изображений оленей покрывает практически весь ствол. Судя по всему, мастер был европейцем – надо здесь отметить, что изображения похожих по стилистике оленей присутствуют на колоколе 1518 г. шпаерского литейщика Николауса Оберакера. Данное обстоятельство позволяет предположить, что Игнатий либо был учеником у Оберакера, либо также являлся представителем шпаерской литейной школы.
Зарядная камора пушки цилиндрическая, ствол покрыт литым растительным орнаментом, на дульной части литой венок, внутри которого олень – по орнаменту орудие практически неотличимо от европейского аналога. Во-первых, государев титул на его орудии характерен для всех европейцев, работавших на Пушечном дворе («Иоанн, Божией милостию великий князь…» вместо «Божией милостию Иван Васильевич…»). Во-вторых, сам орнамент характерен для итальянских и немецких орудий эпохи Возрождения – листья аканфа, трилистники, жгутовые пояски, ажурные фризы, пышные венки, олени. Орнаментика орудия Игнатия – «исключительная по богатству и разнообразию своих узоров»
[260]. К сожалению, сведений об этом мастере больше не имеется. Впервые мастер Игнатий упоминается в описи 1695 г. – согласно выпискам из этого документа, сохранившегося в копиях академика И.Х. Гамеля первой половины XIX в., в 1500 г. (если переписчик не допустил ошибки) он отлил тюфяк «медный с травами длиною аршин 5 вершков, весу в пуд 20 гривенок». Орудие имело надпись: «лета 7008 (1500. —А.Л.) году лил Игнатей». Под мишенью человек в клейме»
[261]. Орудие до 1695 г. хранилось в арсенале г. Мурома, а затем перевезено на московский Пушечный двор. Сомнение вызывает датировка тюфяка – орудие из ВИМАИВ и ВС отлито через 42 года после первого упоминания мастера! Может быть, переписчик в 1695 г. допустил ошибку. Хотя пример Андрея Чохова, работавшего в 1568–1629 гг. на Пушечном дворе, то есть минимум 61 год работы у литейной печи, показывает, что такой случай возможен.
Немецкие аналоги орудия 1542 г. можно встретить в «Арсенальных книгах» императора Максимилиана начала XVI в. С XIX в. пушку Игнатия именовали «гафуницей», хотя официально она так в документах не называлась. Гафуница» (от немецкого «Hauffnits», позднее «Haubitzen») – гаубица, представляла собой мортиру с удлиненным стволом, как у бомбарды, но только небольших размеров.
Исследователи называли это орудие «гафуницей», хотя в отечественных источниках такой термин не встречается. Советские историки считали артиллерийский экспонат «по орнаментике исключительным памятником древнерусского искусства»
[262], несмотря на то что орнаментальные фризы, жгутовые пояски, перевязанные лентами венки, ажурные прорезные пояса на казенной и дульной части, зооморфные сюжеты скорее говорят о принадлежности к европейскому ренессансному искусству.
Мастер вряд ли был русским – он был или немцем, или итальянцем. Очевидно, литейщик работал в Москве продолжительное время. Форма титула на тулове орудия скорее подтверждает нашу версию о европейском происхождении Игнатия (форма «Иоанн, Божией милостию…», а не «великий князь Иван Васильевич…» и т. д.). Кроме того, изображения оленей косвенно могут указывать на немецкую
[263] (шпаерскую?) школу, выходцем из которой был пушечный мастер Николаус Оберакер.
После исследований рисунков Я. Теллота нами был обнаружен еще один иностранный мастер, работавший в Москве в 1551–1553 гг. На двух орудиях, захваченных шведами под Нарвой в 1700 г., указаны автографы мастера «Iacob van Weilerstatt» и даты «1553».
Еще три орудия, отлитые Вайлерштаттом, были захвачены шведами в Иваногороде
[264]. Среди зарисованных шведским художником орудий есть и трофейная большая мортира с именем мастера, российской гербовой эмблемой и датой «1551». Это может свидетельствовать, что ван Вайлерштатт отливал орудия для Казанских походов 1549–1552 гг.
Вылитые двуглавые орлы, украшавшие казенную часть орудий, аналогичные гербовой эмблеме на русских пищалях 1560-х гг., указывают на то, что они были сделаны в России. Не стоит удивляться написанию имени мастера латиницей – европейские литейщики могли ставить на орудиях надписи как латиницей, так и кириллицей, а также даты как от Рождества Христова, так и от Сотворения мира. Вспомним, например, как подписывал свои изделия пушечный и колокольный литейщик Николай Оберакер.
Одним из лучших мастеров на тот момент, согласно сохранившимся документам, был «немец» Кашпир Ганусов, в будущем учитель знаменитого Андрея Чохова
[265]. Нет известий о том, когда он приехал в Россию, сколько всего отлил орудий и колоколов. Изучение документации Пушкарского приказа помогает прояснить лишь некоторые моменты деятельности первого известного немецкого мастера. Исследователь литейного производства Н.Н. Рубцов, один из первых, кто начал интересоваться биографией учителя А. Чохова, полагал, что Кашпир Ганусов был «одним из белорусских или ливонских ремесленников, которых Иван Грозный в большом количестве переселял в Москву из захваченных им областей во время Ливонской войны»
[266]. Однако утверждение Н.Н. Рубцова не вяжется с хронологией: первое упоминание о мастере относится к 1554 году, то есть задолго до Ливонской войны.
