– Много чего. Что ты прислан нас нанять. И что имперский посланец должен выехать в Степь для переговоров с комесом.
– Едет, едет, уже едет… только вот с чего мне тебя нанимать, друг Ротари? Комесу нужен был гернийский капитан при полной команде и корабле. Чтоб мог выйти в море, когда пожелает. На кой нам сдалась горстка битых оборванцев?
– Затем, – Ротари перегнулся через стол, – что я тебе нужнее, чем ты мне. Корабля у меня нет, это верно. Но мы с парнями отсюда до Герне и посуху доберемся. Законов имперских мы не нарушали, войны сейчас нет. А вот ты, приятель, забрел сюда не просто так. Твоему комесу что нужно? И переговоры сорвать, и чтоб он тут был ни при чем. Вроде как набежали пираты, схватили посланника и увезли в море. Может, в рабство продали, может, утопили. А михальцы чистые. А ну как мы того посланника дождемся, и все ему о делишках ваших расскажем? Он наверняка со свитой едет, и свита та побольше твоей охраны. Если прибьют тебя на месте, никто его не накажет, он в своем праве, а ты против империи злоумышлял.
Келлах покачал головой.
– Что вас, гернийцев, всегда губит, так это жадность. Вот, предположим, светила твоему Гондиле верная выгода. Нет, он с островитянами схватился…
– Это они напали на нас!
– После того, как вы их летом потрепали. Мы хоть в Степи сидим, знаем, что на свете творится. И теперь потерял он и то, что имел, и корабли, и самую жизнь. Теперь вот ты, Ротари. Нет бы сказать: лишился я в бою своего командира и товарищей, зато готов тебе служить верой и правдой – я бы, может, и повелся, мы, михальцы, на доброе слово отзывчивы. А ты стращать меня вздумал, решил побольше денег взять да поверней. Но я добрый человек, тебя прощу. Вижу же, что ты с устатку говоришь несмысленное, иди-ка ты отдохни, поспи, а завтра с ясной головой продолжим беседу.
Ротари усмехнулся нехорошо, вылез из-за стола.
– Все бы вам, михальцам, крутить да выкручиваться. Никогда правду не скажете, ни да, ни нет. То-то вы кочевникам головы заморочили. Только ни со мной, ни с товарищами моими это не пройдет. Мы огонь и воду прошли, нам ни змеи морские, ни кракены, ни варвары островные не страшны, а ты, михалец, тем паче. Горстка нас, говоришь? Так и ты не в Степи, и комитов с тобою – меньше, чем горстка. Ты бы лучше своей безопасностью озаботился. С дури да с устатку говорю я? Что ж, как дойдет до дела, сам увидишь, чего стоят гернийцы в бою! Мы могли бы так тревожить сонных имперцев, чтоб они свой сон потеряли, да и покой заодно, думать забыли бы про переговоры! Мы бы выкрали этого посланца и доставили его куда надо! Ты считаешь, что больно востер, толстяк? Смотри, сам себя не перехитри!
И, оставив за собой последнее слово, Ротари покинул зал. Келлах не пытался ни возражать, ни останавливать его. Ему, по большому счету, было наплевать на «последнее слово». Гернийцы, конечно, люди жадные, но стремление покрасоваться иногда пересиливает даже алчность. Келлах Киан лишней гордостью не страдал. Не то чтоб он мало себя ценил. Но кто в выигрыше, тот и прав, а значит, имеет больше оснований гордиться. Поэтому он спокойно отставил кружку (пиво было выпито давно) и вернулся к себе в клетушку. Там его дожидалась Йола.
– Толку чуть от этих гернийцев, – бросил Келлах, входя. Перед Йолой он не скрывал раздражения. Причем раздражал его не Ротари с глупыми угрозами, а даром потерянное время. – Еле от варваров удрали. Уцелело их – по пальцам сочтешь (на самом деле счесть можно было, только если задействовать пальцы ног, но Келлах не стал уточнять)… а гонору, как будто войско привели.
– И что станешь делать, капитан? Примешь предложение? – Келлаха как будто не удивило, что она знает содержание разговора. – Они ведь и вправду драться умеют.
– Драться мы и сами умеем. Только тут надо с умом подойти. Тебе-то, поди, наплевать, что имперцы замыслили и нападут ли немирные кланы на поселенцев. Тебе наши люди не братья и не сватья, и я даже ругать тебя за это не могу. Ты под заклятием ходишь, и только потому верность Михалю хранишь. А я присягу дал наших поселенцев защищать любой ценой. И резни никак допустить не могу. И если затея не удалась, должен придумать другую.
– Так что же – возьмешь этот товар? – Замечание о причинах ее верности королевству Михаль Йола опровергать не стала.
– Посланец, который едет в Степь, тоже, разумею, малый не пальцем деланный, и как бы ни хвалился герниец, что сумеет его выкрасть или убить, – вряд ли это получится. К тому же, ты говоришь, охрана там не малая.
– Да. И все легионеры, не пограничники. Серьезно ребята идут. В Степи они ко многому готовы. Однако ж, думаю, мимо Лейра не пройдут. Припасы-то пополнять надо.
– Это да, а островитяне? Придут они сюда?
– Гернийцев они, может, искать и не будут. А вот водой, сколько я могла уследить, они от самого Димна не запасались. Дальше на север они вряд ли пойдут, им впору в открытое море выходить. Так что они сделают остановку ради того, чтоб воды набрать. Здесь или где-то поблизости.
– Тогда вот что. Пока гернийцы не оклемались и дрыхнут, уходим немедля. Пусть этот …Ротари… поутру решит, что мы удрали.
– Мы и удерем.
– Неважно. Главное, чтоб он взбесился, решил навести на нас имперского посланца. А уж тот заставит северян отработать. Я тем временем уведу людей в пустоши, а твое дело – найти островитян и передать им, что заклятые их враги уцелели и на службе у имперцев.
– И они рванут против того имперского конвоя… а ты деньги, что комес выдал в уплату, убережешь. Верно говорят – где михалец прошел, там димнийцу ловить нечего.
– Я ж не для себя! Мало ли кого нанимать придется.
– Я и не в укор.
– Все, хватит болтовни. Ступай и разыщи «Виверну». Да, по пути глянь, что еще на побережье делается.
Йола развернулась к двери.
– А заметь – корабль варваров называется «Виверна», а тот, гернийский, на котором Ротари ходил, – «Дракон».
– И что с того? Таков обычай и у южан, и у северян – назвать корабль именем какого-нибудь чудовища. Для устрашения. Как будто посудина не потонет, ежели ее Змеем или Кракеном назовут.
– Ничего, – сказала она. – Просто забавно.
Шенан. Четвертая седмица осады
Изначально этот город, как и многие другие, был просто укрепленным легионным лагерем под защитой Симурэновых валов. Затем местоположение крепости привлекло внимание императора – или, скорее, кого-то из министров, и на свет явился указ, преобразующий лагерь в полноценный город. Это, помимо прочего, означало, что земляные укрепления должны смениться каменными. Что с точки зрения окрестных племен, никогда не видавших ничего подобного, никак не могло быть творением рук человеческих. Особенно, памятуя о том, что в непосредственной близости негде было взять достаточно камня для такой значительной постройки. Имелся тут вблизи меловой карьер, но с него особо не разживешься.
И все же стены росли на глазах – мощные, зубчатые, украшенные башнями – как не поверить, что к строительству не приложили рук боги, милостивые к пришельцам и враждебные к Степи?
