С прибытием генерала Муравьев-Апостол вздохнул с облегчением. Командовать батальоном, полком и бригадой он мог. С дивизией справлялся, но уже с натяжкой. В Могилеве же войск набралось на целый корпус. Уж коль скоро Сергей Григорьевич носит на плечах «густые» эполеты (правда, выше бригады ничем не командовал, но все лучше, чем командир баталиона) – ему и карты в руки. Разумеется, штабные. Кроме того, прибытие князя Волконского, героя войны осьмсот двенадцатого года, портрет которого украшал Георгиевский зал Зимнего дворца, внесло изрядное воодушевление.
Сам Волконский тоже без особой радости принял командование. Но деваться было некуда – других генералов поблизости не нашлось. Где-то в Киеве обретался Юшневский, но тот был по интендантскому ведомству.
В Могилеве восставшие столкнулись с первой проблемой. Чем кормить корпус, если в армейских магазинах провизии и фуража рассчитано на два батальона? Прежние интенданты куда-то подевались (верно, сбежали от греха подальше), а новых, кои обеспечивали бы покупку муки, крупы и прочего, еще не было. Впрочем, лишних денег тоже не было. Брать фураж и провиант у пейзан сообразно законов военного времени (проще говоря – грабить!)? Потом решили: отбирать провизию неприлично, не поляки или французы, а свои, родные. Так что придется платить, пока не закончатся имеющиеся деньги. А когда закончатся, тогда и видно будет. Скорее всего, придется выпускать квитанции, наподобие тех, которыми рассчитывалась армия во время Заграничного похода. (Расплачивались потом по ним лет десять, да так толком и не рассчитались…)
Когда совещание подошло к концу, генерал Волконский вспомнил еще об одной проблеме:
– Господа, вы обратили внимание, что к нашей армии прибились ополченцы? Какие будут предложения?
– Разогнать бы их, к чертям собачьим, – буркнул полковник Муравьев. – Проку от них – ноль, а головной боли хуже, чем от горилки…
– Образно, – хмыкнул генерал-майор. – Но разгонять их нельзя. Как-никак народ, за свободу которого мы боремся, и наши союзники. Как вы считаете, капитан? – обернулся он к Павлу Еланину, также присутствовавшему на совещании как представитель Вятского полка.
– С такими союзниками, Ваше Превосходительство, и врагов не надо, – хмуро отозвался капитан, поднимаясь с места.
– А что так? – удивился Волконский.
– Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Солдат воевать, а пахарь землю пахать.
Генерал-майор Волконский кивком разрешил капитану сесть на место, а сам прошелся по комнате, рассуждая вслух:
– С одной стороны, капитан, вы правы. С другой, нельзя выпускать на волю народную стихию. Это все равно, что выпустить джинна из бутылки. Последствия непредсказуемы! Посему вам, капитан Еланин, придется возглавить ополченцев, – заключил генерал.
Посмотрев на перекошенную физиономию капитана, Волконский любезно добавил:
– Если не нравится слово ополченец, назовите их партизанами.
– Скорее, гайдамаки, – буркнул бывший офицер лейб-гвардии, понимая, впрочем, что спорить с генералами бесполезно. Сказано – ополченцы, значит – ополченцы.
– Видите, Еланин, вы получили изрядное повышение. В войну с Наполеоном сотней ополченцев подполковник командовал. А у вас – целая дружина. Кстати, – обернулся Волконский к братьям Муравьевым-Апостолам, – они себя козака҆ми называют. Говорят, – вы – потомки атамана Апостола.
– Не атамана, а последнего вольного гетмана Даниила Апостола, – поправил генерала отставной подполковник Муравьев-Апостол. – И не прямые, а так, седьмая вода на киселе, – уточнил Матвей Иванович. – Муравьевых много, а Муравьевых-Апостолов поменьше. При императрице Екатерине прадеду пожаловали добавку к фамилии – Апостол. Это как с Пушкиными. Есть просто Пушкины. А есть Мусины-Пушкины, Брюсы-Пушкины, Бобрищевы-Пушкины.
– Да-да, – радостно подхватил Муравьев. – А есть еще «бывшие Пушкины» – фальшивомонетчики. Один из них, эдакий parvenu, немало крови нашему пииту попортил. Из-за него Александр Сергеевич рукопись в карты проиграл…
Артамон Захарович уже открыл было рот, чтобы рассказать, какую именно рукопись проиграл поэт, но был остановлен бдительным Волконским. Генерал неплохо знал бравого гусара: начнет говорить о Пушкине, примется читать стихи Александра Сергеевича, а потом все сведет к Денису Васильевичу Давыдову. Поэтому он прервал начавшийся интересный разговор:
– Ладно, господа, ближе к делу. Так вот, господин капитан. Вам предстоит создать из этого сброда отряд. Пусть не боеспособный. Главное, чтобы они не разбежались при первом же выстреле. А пока, простите за цинизм, они даже на пушечное мясо не годятся. Если не возьмем под контроль чернь, она сама возьмет под контроль нас. Конечно, лучше бы им дать в начальники кого-то из Муравьевых-Апостолов. Но Сергей Иванович у нас командует пехотой. Матвей Иванович – опытный сапер, а нам еще нужно создавать инженерно-саперное подразделение.
– А Ипполит Иванович? – сделал последнюю попытку отбиться от «повышения» капитан.
– Ипполит Иванович сейчас в Польше. Это раз. А во-вторых, прапорщик для командования отрядом – как-то несолидно. Когда Муравьев-Апостол-младший вернется из Польши, то возьмете его своим заместителем. Думаю, братья возражать не станут.
Братья, разумеется, не возражали. Более того, Матвей Иванович, самый старший и мудрый из братьев (старше Сергея на два года), неожиданно сказал:
– Мне кажется, со временем к нашим ополченцам добавятся еще люди. Прибьются крестьяне, которые мечтают о вольностях.
– Дай-то бог! – пылко сказал Бестужев-Рюмин. – Тогда мы будем не одни. Крестьянство поймет, что мы несем ему свободу от тирании и поможет нам эту свободу удержать.
– Думаете, – скептически улыбнулся Матвей Иванович, – крестьяне так уж и рады свободе?
– Разумеется. Человек рождается свободным. Крестьяне, взявшие в руки топоры, станут нашими союзниками.
– Вот-вот. Топоры-то они в руки возьмут. А потом этими же топорами, да нам по головам… Но поверьте, потом они сами не будут знать – а что с этой свободой делать. Мои пейзане, когда я давал им вольную, слезой изошли – не бросайте нас, барин, Матвей Иванович, пропадем мы без тебя. А потом добрая половина мужиков просто спилась. Они же привыкли, что управляющий им скажет – когда пахать, когда сеять. Так-то, господа якобинцы…
– И вот еще, – задумчиво сказал генерал. – Имейте в виду, Еланин. К вам будут прибиваться не только крестьяне. Первыми придут дезертиры, конокрады и прочее быдло. Не будем обольщаться, господа. В свое время в партизанских отрядах служили, в большинстве своем, мародеры.
– И что мне с ними делать? – с напряжением в голосе спросил Еланин, уже примеряя на себя шкуру начальника ополчения.
– То, что делал любимец нашего полковника. Так, Артамон Захарович?
– Так точно, господин генерал, – осклабился Муравьев. – Денис Василич брал в отряд всех. Неважно – дезертир ты, вольнопер или регулярный. Говорил: «Хлопцы, то, что было раньше – забыто. В бою брать трофеи не возбраняется. Но ежели после боя какая сволочь вздумает старое вспомнить – повешу!»
