Никто из окружения императора не ожидал, что обыватели и крестьяне смогут заменить регулярную армию. Но, по крайней мере, ополченцы освободят солдат от несения обозной и санитарной службы, хождения в караулы. И то – великое дело!
Михаил II не мог, подобно старшему брату, сказать, что в годину испытаний для Отечества «неприятель, вступив в пределы России, должен встретить в каждом дворянине – князя Пожарского, в духовном лице – Авраамия Палицына, а в каждом гражданине – Козьму Минина». Неприятель был внутри России и император написал проще:
«Мы, Божию милостию Михаил Первый, Император и Самодержавец Всероссийский, объявляем о том, что сегодня империя наша подвержена внешней и внутренней угрозе. Внешний враг угрожает южным, западным и северным территориям. Враг внутренний, захвативший северную столицу и убивший законного императора, нашего брата Николая Павловича, готовится идти войной на законное правительство. В этот грозный час мы говорим: никто не спасет Россию, кроме вас. Посему во всех уездных и губернских городах империи объявляется запись в ополчение для подданных наших. Записавшихся в оное после завершения боевых действий крестьян ждет земельный надел в двадцать десятин земли, градских мещан – освобождение от повинностей и податей на двадцать лет. Господа отставные офицеры смогут получить чин на разряд выше в военной службе. Статские чины – на два разряда выше. Во время нахождения в ополчении все стражники обеспечиваются обмундированием, оружием, провиантом и жалованьем, соответствующим чинам и званиям регулярной армии.
Император Российский, царь Польский, Великий князь Финляндский и прочая Михаил».
На удивление, желающих оказалось настолько много, что уездные и губернские города не справлялись с наплывом. Особенно много оказалось крестьян. После реформы об отмене крепостной зависимости и выдаче за счет государства по десять десятин на едока кой-кому этого показалось мало. Для статских чинов был реальный шанс сделать неплохую карьеру, а для отставных военных – тряхнуть стариной.
Набор ополчения был возложен на уездных капитан-исправников и губернские канцелярии. Те не мудрили, а брали всех. Не отказывали, как в прошлые годы беззубым – ружей на всех не хватит, потому и скусывать патроны не придется. Брали хромых – не на вахтпарадах ходить, а в общем строю. Доковыляют как-нибудь.
В общей сложности удалось набрать около семидесяти тысяч человек. Из одной только Москвы создавались три дружины, по десять тысяч ратников в каждой. Но назвать это воинство силой можно только с большой натяжкой…
Командир пятой сотни второй дружины Московского ополчения отставной подпоручик Мясников с сомнением шел вдоль строя. На суворовских чудо-богатырей ратники и близко не походили. Обмундирование отличалось единением только по части шинелей (синих, пошитых из остатков сукна для уланских мундиров еще в 1814-м году) и серых каракулевых шапок, попавших на интендантские склады вообще неизвестно откуда. Правда, головные уборы были украшены крестами. Вооружено воинство, в основном, старыми пиками и алебардами упраздненных инвалидных команд и топорами. Редко у кого было с собой охотничье ружье. Пистолетов или армейских ружей вообще не было видно. Да и откуда им взяться у вчерашних ремесленников и торговцев? Мужик гренадерского росту стоял рядом с таким откровенным сморчком, которого не то что в строй – в обоз было страшно брать. Лошади захохочут. А если в бой? Так до первого выстрела…
– Эх-ма, – тоскливо выдохнул подпоручик, обозревая войско. – Служилые есть?
– Так точно, – донеслось из глубины.
– Кто таков? Выйти из строя на два шага.
Мясникова слегка удивило, насколько четко ополченец выполнил команду. В отличие от бойца, стоящего впереди и должного выпустить по прикосновению к плечу…
– Ратник второго разряда Павел Иванов, Ваше Благородие, – бодро отозвался ополченец.
– Где служил? Награды? – отрывисто спросил офицер.
Подпоручик рассчитывал услышать, что стражник был в прежнем ополчении и награжден медалью «В память войны осьмсот двенадцатого года». Может, и медаль не бронзовая, а даже серебряная. Морда у мужика (виноват, у ратника!) смышленая. Наверное, из приказчиков будет. Солдатом-ветераном ему, по возрасту, быть рановато. А будь отставной офицер – не стоял бы в строю, как нижний чин. Но Мясников услышал другое.
– В восемьсот одиннадцатом выпущен в лейб-гвардии Литовский полк. Участвовал в Смоленском и в Бородинском сражениях. При Бородино ранен. Бывал в походах и сражениях при Пирне, Дрездене, Кульме и Лейпциге. В августе четырнадцатого переведен в лейб-гвардии Кавалергардский полк. Из наград имею Анну третьей степени, Владимира четвертой степени с бантом и мечами, Кульмский крест, медали и наградную шпагу.
Подпоручик почувствовал себя неуютно. Он хоть и был участником кампании, но мог похвастаться только Анной 4-й степени да памятной медалью. А тут… Наградные шпаги за всю войну и Заграничный поход имело человек триста. Это кто ж тут такой? Мясников подошел поближе, вгляделся. Действительно, Иванов отличался от прочих ополченцев, как породистая борзая, затесавшаяся в свору дворняжек. В нем чувствовалось что-то такое… Неистребимая выправка, что ли. Даже куцая шинель сидела как влитая.
– Ратник Иванов – какое звание вы имеете? – перешел на «Вы» подпоручик.
– Во время войны имел звание корнета, потом поручика. В настоящее время – мещанин, чинов и званий не имеющий.
– Ратник, назначаю вас своим помощником. Пока в сотню не придут офицеры, будете исправлять обязанности командира в мое отсутствие, – вынес решение подпоручик, не желаю углубляться в подробности.
Мясников был не очень любопытным человеком. Кем был его подчиненный раньше – поручиком или целым капитаном – неважно. Сейчас он простой ратник. Главное – чтобы на что-нибудь, да и сгодится. А что чинов и званий не имеющий… Ну так, может, в дуэли поучаствовал. Бывает. Фамилия-то, конечно, не Иванов. Узнаем…
Усилий к узнаванию фамилии ратника прикладывать не пришлось. Уже вечером, будучи у командира дружины генерал-майора князя Мещерского, Мясников узнал, что ополченец Павел Иванов – бывший государственный преступник и бывший полковник Павел Иванович Пестель.
– И что делать? – растерянно спросил подпоручик у князя.
– Ничего, – пожал тот плечами. – Относиться сообразно званию мещанина и ратника. Да, не забудь-ка дружочек – драть-то его нельзя, по причине наличия орденов. Наград его государь не лишал. Вишь, какая у тебя заковыка… Кем говоришь, его назначил – помощником? Должность-то офицерская… Составь-ка пока прошение – присвою ему унтер-офицера. А там поглядим. Вообще-то, как командиру полка – цены ему не было. Проявит себя – похлопочем перед государем о возвращении офицерского звания. Раз уж в ополченцы пошел – какой он после этого преступник и бунтовщик?
…Верстах в ста от многострадального Смоленска, где реки и ручейки во главе с Днепром создают естественные рубежи обороны, расположилось Московское ополчение. Поляки договорились-таки о республиканском правлении и начали военную кампанию против России…
