– Вы правы, господин поручик, – согласился Клеопин. – Остальные господа думают так же?
Городничий, капитан-исправник и предводитель согласно кивнули. Купцы немного замешкались, переводя взоры на городничего.
– Истинно так, батюшка, – закрестились бородачи, поймав свирепый взгляд Фирсанова.
– Вот и замечательно, – облегченно кивнул штабс-капитан. – А теперь мне бы хотелось знать – что же у вас тут такое произошло? И как вы, господа, отдали мятежникам город, вверенный вашему надзору? Не обижайтесь, это я не в укор говорю, а чисто из любопытствования.
Городничий засопел, предводитель дворянства оттопырил губу, а капитан-исправник смущенно отвернулся. Купечество зачесало бороды, показывая, что их-то дело маленькое.
– А как же его не отдать, когда пришел целый полк? – рассудительно сказал поручик. – Да тут еще и слухи разные. Власть, мол, теперь у Временного правительства, император убит. Что я мог сделать со своей полусотней? И то полусотня-то токмо по штату, а на самом-то деле… Кого мог, собрал, да сюда, к владыке.
– Как же вы столько времени оборону сумели держать? – поинтересовался Клеопин, мысленно прикидывая длину монастырских стен, которые, по его разумению, мог удержать полк. Да и то при поддержке артиллерии. А тут полурота.
– Да мы и не держали вовсе, – смущенно признался Наволокин. – Сидели тут, под крылышком у отца-настоятеля. Мятежники там, в городе, а мы – здесь. Сидели, пока еда была, а потом я солдата с белым флагом послал – выходим на переговоры.
– То есть вас никто не штурмовал? – уточнил штабс-капитан.
– Никто, – виновато пожал плечами поручик. – Первое время, пока в городе солдат было много, они к воротам подходили, лаялись матерно. А потом куда-то расползлись. Два баталиона обратно в Питер ушли, остался только прапорщик этот, Рогозин, а с ним две роты. Но все одно – их сто двадцать, а то и поболе, а нас – двадцать шесть. Мы, может быть, еще бы посидели. У владыки-то еще и зерно было, можно бы молоть да хлеб печь.
«Вот это да!» – развеселился Клеопин. А ведь пройдет годика два, будет наш поручик героем «Тихвинской обороны» или – «Тихвинского сидения». Глядишь, «Владимира» с мечами на грудь повесят, а то и «Георгия».
– А что до нас, – сообщил капитан-исправник, – то пришли к нам поутру на квартиры, идемте, мол, в присутственные места, присягу приносить. Присягу мы давать не захотели. Думали – повешают или расстреляют. Так нет же, развели по домам и приставили по солдату.
– Повезло вам, господа, – скривил рот Клеопин. – В других-то городах, как я слышал, там и вешали и резали. А у вас – красота!
– Да какая же красота, батюшка, – неожиданно сказал один из купцов, вроде бы первый бургомистр городского магистрата. – От «красоты» этой одни убытки. Я ведь раньше в Питер зерно поставлял. А сейчас…
– А что, не нужно Питеру зерно? – удивился Николай.
– Еще как нужно. И зерно нужно, и мясо, и молоко. Только вот власти платить за это не хотят! Дают вместо денег ассигнаты. У меня энтих ассигнатов цельный сундук скопился. А куды я их девать буду? Зерно-то за бумажки теперь никто не продает. В Рыбной слободе, Рыбинске нынешнем, был, так меня на смех подняли. Говорят, серебром плати или теми деньгами, что в Москве печатают. Где же серебро-то добыть или «московские» деньги? А прапорщик Рогозин говорит – не будете хлеб за бумажки отдавать, дак сюда войска придут, на постой встанут и все подчистую заберут. Я уже весь прошлогодний запас задарма отдал. А на что я буду нонеча зерно покупать?
– И с барками да с железом так же, – встрял и второй бородач. – Барки тоже денег стоят. У меня торговля «тихвинками» да «унжанками» от Сяси и до Волги. А в Питер по Тихвинке да Маринке теперь никто ни зерно, ни мясо везти не хочет. Лодки только солдаты берут, да и то за бумажки. Был недавно в Череповецком уезде, в Борисоглебском. Тамошние мастера мне как свойственнику маленькие барки по дешевке уступали. Дак там тоже – давай, говорят, серебром, а не то – никаких тебе лодок…
– В Борисоглебском был? – заинтересовался штабс-капитан, услышав о родине. – И как там? Как помещик тамошний?
– Да я ить был-то там дня два всего, – пожал плечами купец. – Про помещика ничего и не знаю. Вроде бы половина села теперь у другого хозяина, никак Щербатова. Вроде живет с семьей, никто не помер. А вы, Ваше Благородие, бывали там? – Да я родом из тех мест, две версты от Борисоглебского. Может, знаешь деревню Панфилку? Там у меня маменька осталась.
– Так вы, Ваше Благородие, сыночек Аглаи Ивановны? Николай Александрыч? – расплылся бородач в улыбке. – Знаком-с, знаком-с. У ейного управляющего, свояка моего, я ведь и останавливаюсь. Он мне и говорил, что у барыни, мол, сын – офицер-«кавказец» и кавалер, в крепости сейчас сидит как государственный преступник! А барыня-то все убивается!
– Вот, как видите, уже не сижу, – глухо сказал штабс-капитан, помрачнев. Еще бы! Скажут же такое – «государственный преступник!»
Взгляды присутствующих стали сочувственно-подозрительными. Ишь ты – в крепости сидел! У нас ведь как говорят: «Сам ли украл, у него ли украли? В общем, замешан».
– А знаете, господа, что с точки зрения новых властей мы все – государственные преступники! – хохотнул капитан-исправник. – И в формулярах будет запись: «Находился под арестом!» А уж под каким там, домашним или нет – никто разбираться не будет!
– Ладно, господа – это лирика, – построжел штабс-капитан. – Реальное положение дел у нас гораздо хуже. Как я полагаю, мятежные солдаты задержаны далеко не все. Кое-кто успел скрыться…
– Да не кое-кто, а человек пятьдесят сбежало, – подметил поручик Наволокин. – Никто мятежников не искал, не арестовывал. А среди них были не только пришлые, но и свои.
– И такие были? – удивился штабс-капитан, а потом подумал: «А чего тут удивительного-то? На площади Сенатской стояли не только военные, но и гражданские».
– Считайте, штабс-капитан, вся молодежь канцелярская, – загрустил городничий. – Да еще и молодые депутаты от дворянства. Человек пятнадцать изменщиков наберется… Это не считая тех, кто уже в Питере. Они ведь, паразиты, и приходили нас арестовывать, якобинцы доморощенные, туды их…
– Тем паче, – продолжил свои рассуждения Клеопин. – Стало быть, дня через два они будут в Питере с докладом. И в лучшем случае через неделю здесь будут войска.
– Можно опять в осаду садиться, – без особого энтузиазма высказался Наволокин. – Припасов побольше заготовить. По деревням послать, закупить. Стены высокие, отсидимся. Только вот скучно будет. Мы, пока сидели, чуть с тоски не умерли.
– Думаю, скучать не дадут, – улыбнулся капитан-исправник. – Подтащат сюда пару пушек, да по воротам вмажут. Помнится, в одна тыща осьмсот тринадцатом году, когда мы в Саксонии были, барон тамошний нас на постой впускать не хотел. Ну, выкатили пушку на прямую наводку, да по воротам и вдарили. Не токмо ворота, а вся стена – вдребезги!
– Да тут и артиллерии не понадобится. Откровенно говоря, стены можно и без пушек одолеть, – вспомнил свои кавказские приключения Клеопин. Углубляться в воспоминания не стал, а только вздохнул: – У нас не хватит людей, чтобы защитить весь периметр. Посему как командир отряда считаю необходимым пополнить боеприпасы, амуницию и отойти туда, где будет возможность сражаться.
