…Утром Клеопин с трудом раскрыл глаза. Вернее – вначале разлепил один, а узрев, что рядом с ним сидит сам настоятель, разодрал и второй.
– Оклемался? – неласково спросил владыка.
Игумен выглядел как человек, уставший до полусмерти. Темные круги под глазами, серая кожа выдавали, что он не спал эту ночь.
– Мне бы водички, – сгорая со стыда, пробормотал полковник.
– Водички ему… – криво усмехнулся владыка. – Ладно, возьми вот.
Настоятель протянул офицеру кринку и даже попридержал ее, потому что руки у господина полковника зело тряслись.
– Ух ты, – выдохнул полковник, выпивая до дна до дна кисловатую, но очень приятную на вкус жидкость.
Голове стало легче и глаза совершенно открылись. Вспомнилось, как пили вчера за упокой души капитана Еланина. Вспомнилось столько имен, за которых следовало выпить, что…
– Простите, владыка, – робко сказал Николай, чувствуя себя маленьким мальчишкой.
– Глупый ты, глупый, – вздохнул настоятель, будто бы угадал его мысли. – И что, думал, от водки тебе легче станет?
– Не знаю, – честно ответил полковник.
– Дурак ты, Колька, – сказал владыка. – А еще полковник лейб-гвардии. По армейским-то меркам целый генерал-майор. У тебя тут сейчас целая бригада в подчинении, все на тебя глядят. Будь у меня такой полковник в году этак в тыща семьсот каком-нибудь, да во время военных действий, снял бы да отправил бы баталионом командовать. И не за то, что водки нажрался да маешься теперь, а за то, что расклеился, как старый сапог. Не стыдно харе-то?
– Стыдно. Сквозь землю бы провалился.
– Ну, сегодня еще ладно. Солдаты-то понимают, каково это к казни приговаривать, да еще не просто приятелей, а друга старого. Но потом поймешь, что от водки – только на краткий миг совесть облегчится. А потом – еще хуже… Да и пить не умеешь. Вон подполковник Беляев выпил не меньше твоего, а уже спозаранку на ногах. И Налимов с Малоземовым часа три как бруствера готовят. Ну, юнкер твой бывший, который штабс-капитан теперь, все еще дрыхнуть изволит.
– Владыка, – улыбнулся Николай, немного обижаясь за разнос, но понимая правоту старца. – Мне почему-то хочется тебя Вашим Превосходительством назвать!
– Тогда уж, Высокопревосходительством, – повеселел настоятель. – В прежней, мирской-то, жизни я до генерал-аншефа дослужился. По нынешнему рангу – полный генерал.
– Ого! – удивился Клеопин, машинально привставая с постели перед тем, кто имел чин, выше которого был только генерал-фельдмаршал. Но, вспомнив, что он не очень-то одет (кто раздевал?) смутился. – Простите, отец игумен…
– Ладно, – засмеялся настоятель, наблюдая за покрасневшим офицером. – Я ведь хоть и монах, но не девка красная. Ну, ежели о чинах речь пошла, то не игуменом меня следует называть, а архимандритом. Но, – махнул рукой владыка, – суета все это! Одевайся и за дело. Вести пришли из Санкт-Петербурга.
Вести из мятежной столицы принес молодой, порядком измотанный монах.
– Рассказывай, отрок, – разрешил настоятель.
– К вам, отец настоятель, меня Его Высокопреосвященство отправил, аккурат после того, как Петропавловская крепость взбунтовалась…
– Петропавловка взбунтовалась? – перебил монаха удивленный Клеопин. – С чего это вдруг?
– Слухи-то разные ходят, – ответствовал инок. – В народе говорят, что антихрист Батеньков приказал коменданту крепости августейшие семьи расстрелять, а тот отказался. Тогда антихрист отправил своих префектов оного коменданта арестовывать, а солдаты крепостные их взашей выгнали.
– А кто там комендантом-то? – поинтересовался Клеопин. – Не Муравьев ли, капитан?
– Кажись, он самый, – пожал плечами монах. – Я ж, господин полковник, не шибко интересовался – как там коменданта-то зовут. Вроде имя у него Никита… – наморщил лоб посланник.
– Точно, Никита Муравьев, – улыбнулся Клеопин, помнивший коменданта крепости лишь с хорошей стороны. Да и в «чёрный список», помнится, капитан Муравьев не попал.
– Болтали еще, что антихрист-то англичанам хотел наследника престола отдать.
– Господи, а англичанам-то они зачем? – удивился Клеопин.
– Может, из человеколюбия ради? – предположил монашек. – Все-таки августейшие особы.
– Чтобы англичане, да к русским человеколюбивыми были? – засмеялся подполковник Беляев. – Помню я аглицкие ружья…
– Зато горцам они изрядно помогают, – хмыкнул Клеопин. – Персы из аглицких пушек с Ермоловым воюют. Выгода какая-то у них есть. Эх, не разбираюсь я в высоких политиках…
– Выгода, господа, самая прямая. Тут и политиком быть не нужно, – погладил бороду настоятель. – Пока в России заваруха – они свой куш завсегда иметь будут. А британцы-то, как мне из Москвы намедни писали, до сих пор императора Михаила законным правителем не считают. Вот ежели будут они у себя и цесаревича Александра Николаевича и всех остальных держать как заложников… Только – Батенькову-то какая радость их выдавать?
– А тут, батюшка, как раз просто, – объяснил полковник. – У четверти солдат, что мы в плен взяли, ружья аглицкой работы. Новехонькие. Что-то я не помню, чтобы в бытность мою в гвардии такие ружья хоть у кого-то были. Гавриил Степанович, сволочь канцелярская, цесаревича на ружья выменять решил. Ну, может быть, лорды ему еще какую-нибудь подачку бросят!
– А Муравьев, стало быть, воспротивился? – обернулся настоятель к монаху. – И что там дальше было?
– Генерал-губернатор Бистром приказал Петропавловскую крепость штурмом брать.
– Ну и как?
– Когда уходил, то еще не взяли, – лаконично доложил монах.
– И хрен они ее возьмут! – радостно заявил архимандрит, на минуту забыв о сане. – Бистром вояка он хороший, но в чистом поле! Крепости брать не умеет. Год там стоять будут!
– Раньше сдадут, – уверенно заявил пришлый монах.
– А ты-то откуда знаешь? – удивился настоятель.
– Есть в крепости нечего. Народу-то там уйма сидит, а из припасов только то, что Муравьеву купить удалось. Владыка меня и прислал, чтобы вы крепости с припасами подмогли.
Офицеры переглянулись. Интересно, как они смогут помочь крепости с продовольствием? Идти на Петербург с имеющимися в наличии четырьмя тысячами – чистейшее безумие! Тем не менее надо что-то делать!
– Знаете что… – раздумчиво сказал Клеопин. – Пусть наш вестник идет спать. За трое суток как-никак двести верст прошел! А вы, Сергей Валентинович, собирайте командование. Будем думать, как Муравьеву помочь.
Глава семнадцатая
Петербургский рейд
Ноябрь 1826 года
Как не хотелось прийти на помощь Петропавловской крепости побыстрее, но не получилось. Обоз – это одних телег сорок штук собрать, а лошади, люди? Да и припасы закупать. К тому же пришлось подождать ответа от коменданта крепости Муравьева – а готов ли он принять помощь? Кто их знает, этих революционеров? Одно дело – поспорить с единомышленниками о судьбе августейшего семейства, и совсем другое – примкнуть к «роялистам». Опять-таки пообещать Муравьеву высочайшую милость и прощение Клеопин не мог – «лесная» почта работала исправно, но все-таки медленнее, чем фельдъегерская.
