– Так будем мы сегодня чай пить, или нет?
– Ой, Коленька! – спохватилась маменька. – Пойдемте, все уже давно готово!
Чай пили в крошечной – на одно окно, гостиной. Под стать ей был столик, доставшийся семейству Клеопиных от двоюродного деда – Иннокентия Павловича Курманова, умершего бездетным. Капитан-командор Курманов был соратником самого Григория Орлова-Чесменского. Говорят, на этом самом столе адмирал писал любовные письма княжне Таракановой перед тем, как арестовать самозванку.
– О чем задумался? – вывела его из оцепенения маменька.
– Да так, о всяком-разном, – улыбнулся Николай.
– О службе? – вскинулась маменька. – Тебе не о службе, а о молодой жене думать надо! Вон, саночки заложите, покатайтесь по свежему снежку, пока обед делается. Пообедаете – и в спаленку, тетешкайтесь себе.
– Ох, маменька! – чуть ли не в голос вскрикнули молодожены, застеснявшись.
– А чего краснеете? – «добила» их старая помещица. – Дело-то молодое, а мне уже внуков нянчить пора. Как тут без спаленки-то?
Николай и Алена открыли рты, чтобы сказать что-нибудь в ответ, но посмотрели друг на друга и засмеялись. Да уж, помещица Клеопина говорит без политесов, зато верно. Какие же внуки без спаленки?
Николай еще до сих пор не мог поверить, что его любимая вот уже неделю как является не Элен Щербатовой, а Еленой Клеопиной. Или просто – Аленкой. И отпуск ему словно бы с неба упал. Ну, положим, небо тут не при чём, а воля государя императора. А всё маменька… Он тут думал, гадал, откуда свалился отпуск в такое время, а все оказалось проще – Аглая Ивановна написала прошение Его Императорскому Величеству, что сын ее – Николай Александров, сын Клеопин уж год как жениться должен, да два года родную маменьку не видел? Мог ли государь отказать матери героя в таком деле?
К удивлению Николая, его приезд в отпуск земляки восприняли, как большой праздник. Сам-то он и не знал, что стал за последний год известной персоной. Как оказалось, писали о нем в «Московских ведомостях» как о молодом герое, ставшем полковником. Ну, а уж сарафанная почта раструбила о том, что было и чего не было.
А какую встречу устроили Николаю Клеопину в Череповце! Говорят, что такую не закатывали даже при возвращении в родные пенаты героя войны двенадцатого года Десятова! Причт Воскресенского собора поднес молодому полковнику образ Святого Николая Чудотворца, его покровителя, дворянство – китайскую вазу. Но самый лучший подарок сделало купечество – скинувшись, купили земляку форменную шпагу. Причем – не або какую, а настоящую златоустовскую! Мало того, отыскали умельца, изготовившего аннинский крестик для эфеса.
Поперву Николаю было непривычно, что вместо тяжелого солдатского тесака, прослужившему ему верой и правдой целый год, слева висит почти невесомый клинок. Примиряло, что теперь можно щеголять с «клюковкой». Не будешь же цеплять орденский знак на саперный тесак?
После бала у предводителя дворянства был бал у городничего Комаровского, где молодой полковник представил свою невесту.
Ну, а потом, случилось то, что должно было случиться в тот злополучный декабрь одна тыща осьмсот двадцать пятого года. Свадьба!
Венчание проходило в храме Успения Пресвятой Богородицы. Вроде бы – скромно, да и храм был слишком простецким, но тут уж настоял жених. Невесте же было все равно. Аленка еще просто не могла поверить в свое счастье – жених ее не просто жив и здоров, но и тут, рядышком.
Николай с детства любил этот деревянный храм, построенный без единого гвоздя. Говорят, безвестные плотники, создавая такое чудо, умудрились обойти запрет патриарха Никона на строительство новых храмов. Как именно, Николай до сих пор так и не понял, но это было неважно
[20].
Аглая Ивановна решила сдать земли в аренду не за урожай, а за деньги. Как говорят французы – стала рантье. Крестьяне, почесали затылки и решили, что по рублю с десятины будет справедливо. Теперь барыня имеет тыщу рублев в год. На житье-бытье, горничную с кухаркой, старика-садовника хватает, да еще и сыну любимому остается.
Батюшка – отец Сергий, еще не старый, но уже седой, вел чин венчания со всем усердием, а хор, состоящий из серьезных отроков, выводил детскими голосами «Исаие, ликуй» так, что у гостей пробивало слезу. А гостей было много. Тут и череповецкие родственники по линии отца – Клеопины, Верещагины, Батюшковы; вологодские, по матушке – Левашовы, Пузан-Пузановские, Брянчаниновы. Были и со стороны Щербатовых – княгиня Голицына, старик Одоевский, два брата Татищевых.
Пришли поглазеть на свадьбу молодого барина и крестьяне. Те, кто посолиднее и постарше, заняли место чуть поодаль, а бабы и молодежь теснились на галерее, опоясывавшей храм. Мудрые были строители. Понимали, что в церквях люди не только молятся Господу, но и обсуждают виды на урожай, цены на зерно. Чтобы не смешивать божественное и мирское – выйдите на галерею.
Невеста, в подвенечном платье (скромном по прежним петербургским меркам, но шикарном по нынешним), была красива. Впрочем, в осьмнадцать лет все девушки красивы, а уж невесты – особенно. Под стать ей и жених – не самого высокого роста (лейб-егеря это не лейб-гренадеры), но и не низенький, статный, в новом офицерском мундире (сукно искали с вытаращенными глазами – но нашли!), с крестом святого Владимира на груди (у господина Кудрявого нашлась копия!), «клюковкой» на эфесе шпаги
[21] и золотыми эполетами с густой бахромой. Облик жениха не портили ни шрамы, обезображивающие лоб и лицо, ни ранняя седина на висках. Наоборот – они ему удивительно шли, добавляя мужественности и загадочности. Соседи-помещики (особенно – помещицы), имевшие дочек на выданье, втайне вздыхали: «Нам бы такого!». Но где в новгородской глуши отыскать еще одного жениха, чтобы был и гвардейским полковником, и кавалером двух орденов в неполные двадцать семь лет?
Удивительно, но Николай уже и подзабыл, а каково это – спать в собственной спальне, не срываясь спозаранку на построение и не задумываться – а доживет ли он вообще до утра? Нет, разумеется, он постоянно думал – а как там его «бригада», справляется ли с обязанностями подполковник Беляев? Все-таки Сергей Валентинович более, чем баталионом, не командовал. «А сам-то, господин полковник? – ехидно спрашивал внутренний голос. – С ротного командира на командира бригады – и ничего!»
Но что уж греха таить – отвык полковник Клеопин от сельской жизни. Может, летом еще ничего – комары да мухи скучать не дадут, а вот зимой… Крестьянам хорошо – сидят себе по избам, мужики лапти плетут, бабы – холсты ткут. Все при деле. А что им, помещикам, делать? На охоту ходить, книжки читать? Батюшка, Царствие ему Небесное, старался, быстрей-быстрей, да в полк вернуться. После шведской кампании, когда штабс-капитану Клеопину пришлось выйти в бессрочный отпуск из-за ранения, батюшка только того и ждал, что поправится. И поправился батюшка, да тут война с Наполеоном началась. Тут штабс-капитан и записался в ополчение, чтобы время не тратить. Пока до Риги доедешь, где «белозерцы» стоят, тут и война закончится. Война, увы, затянулась. А командир сотни ополченцев Клеопин, хоть и вернулся домой, но прожил недолго. Старые раны дали о себе знать, да и новых прибавилось. Под Данцигом пуля пробила грудь, да там и осталась.
