Пока так и не решился бриться: зеркало в доме есть, но перед ним никто не даст мне щетину сбривать, а смотреть в бочку с водой и махать ножом, как делает Лаврентий, опасаюсь. Да и ножик мой не для бритья, заточен он превосходно, за это время один раз подправил, но бриться будет неудобно.
– Иван! – раздался крик Лаврентия с крыльца церкви.
Бросив под ноги самокрутку, я побежал в сторону слуги графини, догадываясь, что случилось ужасное.
– С Машей беда! Ей плохо стало! – взволнованно проговорил Лаврентий, когда я оказался рядом.
– Догадался уже! Веди к ней!
Девушку отнесли в коморку батюшки сразу после исповеди, когда та, получая отпущение грехов, свалилась без чувств.
– И ведь грехи уже отпустил, перекрестил, – печально покачал головой батюшка, поглаживая висящий на рясе серебряный крест.
Молодой тут священнослужитель, мимоходом отметил я, склоняясь над телом девушки. Дышит хрипло, лоб горяченный. Но в лесу она полна сил была, что произошло? Тряска? Длинно и грязно выругался, а потом на батюшку оглянулся:
– Прости, святой отец, – нервы!
– Понимаю, – степенно кивнул тот. – Грех безучастным остаться, а скверные слова не всегда оскорблением являются.
«Прогрессивный он тут!» – мысленно усмехнулся я, расстегивая пуговички на блузке Марии.
– Позволь узнать, что делать собрался, сын мой? – поинтересовался батюшка.
– Отец, э-э-э… не знаю твоего имени, – проговорил я, сражаясь с мелкими петельками.
– Николай, – подсказал Лаврентий.
– Отец Николай, графиню требуется немедленно освободить от того, что ей дышать мешает, – пояснил я, распахнув блузку и узрев злосчастный корсет.
Как она только в нем дорогу выдержала? Нет, ну захотела в церковь – пожалуйста! Но зачем себя самой в могилу загонять?!
– Это что? – прошипел я, обращаясь к Лаврентию на затянутую грудь девушки и вытаскивая из сапога нож.
– Свят-свят-свят! – быстро закрестился отец Николай и попятился к печке.
– Не доглядел, – покаялся Лаврентий.
– Да простит меня Бог, – произнес я и, осторожно поддев корсет, разрезал материю, высвобождая грудь Марии Александровны из сковывающего плена.
Дыхание девушки улучшилось, грудь стала подниматься и опускаться, а от печи послышался стук железа. Оглянулся, а батюшка кочергу за печку ставит. Ничего себе! Решил, что я угрозу представляю, и собирался себя и прихожан защищать.
– Не разобрался, – пояснил Николай свои действия и пару раз перекрестился.
– Очнулась! – облегченно выдохнул Лаврентий.
В тот же миг мне прилетела пощечина от девушки, правда, удар получился слишком слабым, считай, погладила.
– Тихо-тихо! – прошептал и, перехватив руку, медленно ее положил. – Тебе ни в коем случае сейчас нервничать нельзя. Потом претензии предъявишь, а сейчас лежи! – и постарался блузку запахнуть.
– Я сама, – прошептала графиня.
– Обязательно, – кивнул я ей, – но не сейчас. У тебя модистка или портниха плохая, петли не под эти пуговицы шьет, пока их расстегнешь – семь потов сойдет.
– Мода такая, – хрипло ответила девушка и облизнула губы. – Мне бы попить.
Батюшка налил стакан воды и мне протянул. Почти уже к губам Маши поднес, но в последний момент руку отдернул: запах затхлый шел из стакана.
– Лучше вина, не сладкого, – протянул я обратно стакан отцу Николаю.
– Минуту! – открыл тот тумбочку и вытащил пару бутылок. – У меня тут и шампанское есть.
– Ох, давно его не пила! – оживилась девушка, явно приходя в себя после обморока.
– Но сейчас нельзя, – непреклонно ответил я ей, выбирая вино и покачав головой.
– Мария Александровна, вы прислушайтесь к Ване, он добра вам желает, – вставил реплику Лаврентий.
Графиня слабо улыбнулась и ничего не сказала. Полстакана вина выпила, а потом попросила нас удалиться, чтобы себя в порядок привести. Мы из коморки вышли, Лаврентий о чем-то с батюшкой переговаривался, а я решал задачку с несколькими неизвестными: как сбить температуру и перевезти девушку к знахарке без тряски по плохой дороге. С жаром ничего не могу поделать, а вот перевозить… легче всего в селе на постой к кому-нибудь встать, а самому за лекарством своим с Прошкой смотаться.
Минут пятнадцать ждали, пока графиня приведет себя в порядок и выйдет. Честно говоря, уже волноваться начал. Чего так долго? Стащить с себя разрезанный корсет и блузку в юбку заправить? Ох уж эти женщины, во все времена одинаковы!
– Нет, мы возвращаемся к Пелагее, – непреклонно заявила графиня на мое предложение найти тут того, кто жильцов на постой возьмет.
Убедить ее не смог – аргумент, что она плохо перенесет дорогу, не подействовал: если в одну сторону добрались, то и в обратную доедем. Еще задержались на час – перекусили в сельском трактире. Оказалось, тут такой стоит и пользуется спросом, но в определенное время года, когда через село тянутся караваны в город со своей продукцией. Сейчас же выбор блюд мал, но картошкой с соленой рыбой нас накормили. Жар у Марии спал – наверное, температура подскочила из-за затруднения дыхания. Тем не менее Прошке, уже подвыпившему (когда и где успел?!), велели ехать осторожно и сильно не трясти экипаж.
– Я-то с удовольствием-с, – потер тот затылок. – Но вы же-с дорогу-то видали-с, кочка на кочке-с.
– Так ты не гони, – пожал плечами Лаврентий.
– Застревать-с чаще будем-с, – предупредил тот.
Действительно, застревали раз десять, но довезли графиню до знахарки живой и невредимой. Дело уже к вечеру, и решил я в этот день лекарства не давать – не захотел на ночь глядя судьбу испытывать. Скорее из-за того, что ответственные дела привык утром делать: ведь если что-то пойдет не так, то тут никто не поможет и «скорая» не приедет.
Спал опять на сеновале, в шалаше не вышло – там после дождя сыро еще. Утром поймал себя на мысли, что нервничаю. Странно, за свою жизнь, правда, не в этом мире и относительно короткую, повидал много крови и «грязи», считал – ко всему привык. Однако на деле оказалось совсем не так. Изнуряющую тренировку провел, а потом в погреб пошел. Плесень отменная, настойка… ну, будем считать – готова.
Графиня вместе с Лаврентием и Пелагеей дожидались на кухне.
– Всем доброго здоровья, – поприветствовал я их.
Мне хором ответили – в голосе знахарки любопытство, у Лаврентия нетерпение и надежда, а вот графиня произнесла слова тускло и обреченно. Естественно, настрой Марии Александровны мне не понравился.
– Что за уныние?! – стараясь добавить в голос веселья, спросил я у девушки. – Надеюсь, не завтракала?
– Нет, как ты велел, вечером перекусила – и все, – шмыгнула та носом.
