Виета. Ребенку для успешности нужно не столько выучить тот или иной объем предметного содержания, сколько уметь находить это содержание, вступать в контакт с людьми»
. Ведущие мировые корпорации скорее берут на работу выпускника Гарварда, который год после учебы болтался с рюкзаком по миру, чем выпускника, который пришел к ним, едва получив диплом. Даже если оценки у него выше. Логика в том, что первый парень приобрел в Аргентине и Таиланде навыки общения с людьми разных культур, он умеет быстро реагировать на изменения и добиваться своего.
Болотов называет это «универсальными компетентностями»: «Первая группа связана с мышлением. Туда попадают все виды мышления – от логического до креативного и критического. Вторая – умение работать с другими. Туда тоже включен большой набор: коммуникация, кооперация и так далее. Третья – умение работать с собой. Что это значит? Когда что-то не получилось, первое желание человека обвинить во всем окружающий мир: гадкие соседи, начальник. А умение работать с собой – это рефлексия: давай-ка я подумаю про себя, про свои действия, что я сделал не так? Это то, что связано с эмоциональным интеллектом, когда я слышу другого и умею управлять собой».
Но школьное образование в России устроено, как и вся страна, централизованно. Учителя боятся как огня директора школы, который полностью зависим от РОНО, в свою очередь, улавливающего флюиды министерства. Например, страна начала падать в каком-нибудь международном рейтинге образования. Министерство должно как-то реагировать. Распустить РОНО по финскому образцу и довериться учителю? А куда девать тысячи безработных чиновников? И министерство идет ровно в другую сторону: объявляет программу переаттестации всех учителей. РОНО пользуются этим шансом, чтобы нарастить контроль над школами, а заодно провести кадровую чистку. Учителей обкладывают такими объемами отчетности, что им становится не до обучения. А первыми уходят от этого абсурда самые востребованные в других сферах специалисты.
Учебный процесс превратился в чемпионат между школами. Чем выше был средний балл ЕГЭ, тем вероятнее директору разрешат набрать в следующем году два-три 10-х класса вместо одного. А это означает увеличение подушевого финансирования. И шанс для директора уйти «выше» – то есть в комитет. Ради этого он будет требовать балл ЕГЭ от своих предметников: манипулировать премиями, угрожать увольнением. А те будут гонять детей по тестам вместо системного изложения материала.
Осенью 2018 г. меня пригласили в образовательный центр «Сириус» в Адлере: там по президентской программе собирают одаренных детей со всей страны. «Сириус» – любимое детище Владимира Путина: рассказывают, будто ему лично принадлежит идея не звать сюда вундеркиндов из Москвы, чтобы центр не превратился в тусовку отпрысков министров и депутатов. Около недели я обучал будущее нации литературному творчеству, в результате занятий ребята должны написать очерк. Хотя выбрать дозволялось любую тему, в том числе и с вымышленным сюжетом, больше всего работ я получил о школьных порядках и их последствиях – чаще всего, негативных.
Кто-то поведал о том, что педагоги в областях и весях совершенно не соблюдают стандарты, не позволяющие, например, задавать пятикласснику объем домашних заданий, которые он не сможет подготовить за час. В реальности каждый учитель задает, сколько ему нравится, а завучи даже не слышали, что должны за этим процессом следить. В итоге возникает непобедимая гора заданий. И если родители хотят, чтобы ребенок был отличником, то должны либо сами подключаться, либо оплачивать готовые задания в Интернете. Это называется «индустрией списывания» – задания за умеренную плату обычно предлагают студенты. Заметьте, об этой проблеме говорят победители всевозможных олимпиад из «Сириуса» – у них-то точно со способностями все хорошо.
Стоит ли удивляться, что с 2011 г. Россия начала терять позиции в медальном рейтинге на Международной математической олимпиаде, в 2015 г. впервые в истории не завоевав ни одной золотой медали и заняв 21-е общекомандное место. В 2016 г. российские школьники разделили 7-8-е места в общекомандном зачете, в 2017-м – 14-е место, что на уровне Грузии и Греции
. Павел Шмаков регулярно рассказывает, как выглядит конкуренция в нашем среднем образовании. К примеру, воспитанники Шмакова прибывают на районный тур Российской олимпиады писать английский, а в аудитории уже обсуждают тему задания, которая еще не объявлялась. Воспитанница пишет: «Когда лично я сдавала диалог, по девочке, с которой я сдавала, было видно, что она заранее зазубрила текст. Когда мы сдали и вышли, все тоже говорили о том, как же хорошо, что они заранее подготовились именно к этой теме». И кто бы удивился, что людей, которые формируют блок заданий, можно нанять в качестве репетиторов.
Завуч одной из школ Нижнего Новгорода говорит, что в девяностые у школ было куда больше возможностей эффективно строить работу: «В рамках своего бюджета мы приглашали любых специалистов, создавали секции, кружки. Было восемь одобренных учебников истории, и мы сами решали, по какому преподавать предмет детям. В какой-то момент влияние министерства на нас стало минимальным, и они начали наращивать власть просто ради власти. Я два года не могу поставить теннисный стол в рекреации: тетка в РОНО считает, что дети могут себе что-нибудь сломать. Учебник по каждому предмету один-единственный. По жалобам на отступление от учебного плана, пусть и не подтвержденным, учителя наказывают. Детей я могу принимать только по факту прописки: из дома № 11 можно, а из дома № 12 нельзя. Чтобы это обойти, всей семье приходится фиктивно арендовать квартиру у знакомых в «нужном» доме и там прописаться. Я должна взять на работу учителя, который глубже знает предмет, а не того, кто умеет вызвать интерес у детей. В итоге он что-то бубнит себе под нос сорок минут, а дети считают пташек за окном».
Разумеется, в любом комитете по образованию возмутятся: обратной связи с детьми посвящены горы методичек. Но как это работает на деле? Историчка спрашивает: «Дети, как вы думаете, маршал Жуков был великим полководцем?» – «Да», – хором кричат дети. А как они могут ответить иначе, если давно запрещены учебники, критически оценивавшие излюбленный метод «Взять к полудню, не считаясь с потерями»? Зато методист из РОНО уже ставит плюсик за «обратную связь».
Сегодняшние школьники обычно не в состоянии объяснить, почему одни государства процветают, а другие нет. Историк Сергей Ачильдиев отмечает: «История России преподается вне контекста мировой. Нет даже попытки объяснить, за счет каких институтов Запад доминирует последние 500 лет. Учителя и методисты боятся произносить эти слова: конкуренция, гарантия собственности, трудовая этика. Хотя я уверен, что им не давалось команды сверху. Насаждаемая в образовании вертикаль сделала их мышление мелкочиновничьим: раз Запад ввел нам санкции, мы ему отомстим – не станем давать его историю. На самом деле вредим только себе».
Вроде бы мы хотим удваивать ВВП и догонять чьи-то экономики. Смотрим образовательный стандарт по экономике и не видим там ни Адама Смита, ни Альфреда Маршалла, ни Йозефа Шумпетера, ни Людвига фон Мизеса, ни Рональда Коуза. Даже слова «банки», «инвестиции», «кредиты» надо еще поискать. Зато ученику необходимо сформировать «систему знаний об институциональных преобразованиях российской экономики при переходе к рыночной системе». А как можно изучать теорию матриц, не зная «дважды два»? В современном мире экономика неотделима от права, но в российском «особом пути» это абсолютно независимые дисциплины.
