– И что, всё так просто? – озвучила Миа свои сомнения.
– Если бы, – Кантана виновато развела руками. – Это – только основа, которая откроет тебе то, для чего ты рождена. Для контроля над магией нужны долгие занятия по тренировке воли, которые доступны только посвящённым. Но сейчас тебе многого не нужно. Хотя бы основы.
Миа развернула листочек. Чернильные буквы текли в полумраке, маскируя слова. Сбиваясь, прочитала текст и вытянула руки ладонями вверх.
– Когда Покровители вложат в твои руки силу, ты сразу это почувствуешь, – пояснила Кантана. – Это ни с чем не перепутаешь.
Миа ненароком взглянула на часы, висящие на стене. Четыре часа пятнадцать минут. Взгляд зацепил острый кончик секундной стрелки и прошёлся с ним по кругу, по островкам римских цифр. Один раз. Два. Четыре.
Ничего не произошло. Разве что, в животе заурчало, да голова немного закружилась. Может, Кантане просто вздумалось поиздеваться?!
– Я ничего не ощущаю! – сдалась она наконец.
– Странно, – по лицу Кантаны проползло недоумение. – Даже у Тилен с первого раза получилось. Попробуй прочесть ещё раз.
– Я же с чужих земель, – попыталась оправдаться Миа. – Может, у вас тут генетика другая? И вообще, ваша секта напоминает мне общину диссоциировавших!
– Не сутулься! – Кантана, казалось, совершенно не обиделась. Она уверенно положила ладонь на спину Мии, показывая, как надо стоять. Отвращение снова проползло по коже, как стайка насекомых. Неожиданное головокружение одурманило рассудок, и Миа расправила плечи в попытке избавиться от неприятного ощущения.
– Так? – переспросила она с надеждой.
– Отлично, – кивнула Кантана. – Чувствуешь что-нибудь необычное?
– Разве что, в туалет хочется, – Миа утомлённо прикрыла глаза.
С верхнего этажа, кувырком спустившись по ступеням лестницы, прилетел раскатистый хлопок двери. Вслед за ним раздались отдалённые шаркающие шаги. Кантана насторожилась, оглядывая недвижимый полусумрак:
– Сарина, должно быть, проснулась. Давай ещё минутку подождём.
У Мии почему-то не было ни малейшего желания продолжать. Она чувствовала себя куклой в руках Кантаны, которой та вертела, как желала. Мией, впрочем, вертели все, кому не лень: она уже привыкла к небережному обращению. Несправедливость состояла в том, что она, зная секреты Кантаны, могла бы играть юной черноокой барышней с тем же изяществом. Вот только не получалось.
– Надоело, шея болит уже, – Миа резко опустила руки, хлопнув по бёдрам. – Да и нас могут увидеть. Тебе нужны лишние подозрения?
Топот ног снова сотряс половицы. Кантана настороженно втянула воздух, словно пытаясь по запаху определить местоположение служанки. Внезапное волнение зажглось искорками в глубине её глаз.
– Миа, – произнесла она обеспокоенно, – свеча, которую я брала с собой…
– Свеча? – непонимающе переспросила Миа.
– Почудилось, что горелым потянуло, – Кантана снова понюхала пространство.
– Почудилось, – воспользовавшись смятением Кантаны, Миа поспешила в сторону лестницы.
Кантана проводила её озадаченным взглядом.
– Миа, – глядя ей вслед, она беспомощно опустила руки, – а дальше-то что делать будем?!
Миа торопливо нырнула в облако мрака, спускающееся со второго этажа, оставив вопрос без ответа. У неё было много дел, и магия в их число не входила.
2
Просыпающееся солнце заполоняло небесный купол розовой дымкой. Небо над чужой землёй было выше, чище и прозрачнее. Один лишь нечаянный взгляд в бесконечную высь вызывал желание разбежаться и взлететь, оставив позади проблемы и печали. Линии перистых облаков, улыбаясь сквозь преграду звенящего ветерка, зазывали прикоснуться к ним. Нери почти ощутил, как взмывает, рассекая плотный студень утреннего тумана…
Но тягостные мысли тут же сбросили обратно на землю.
Утро на Девятом Холме не шло ни в какое сравнение с Иммортельским, но тоска по дому всё равно не отпускала. Она ершилась капризным котёнком под ложечкой и время от времени напоминала о себе, царапаясь.
Нери закрыл окно. Раненое плечо тупо заныло, вторя пронзительной грусти. Он потрогал плотный пласт бинта, панцирем покрывающий кожу. Не промок. Да и боль уже не та. Странно, ведь ночью он отчётливо видел пятна крови, проступившие на марле. А накануне вечером, когда Зейдана делала перевязку – едва не отдал концы от боли. Жрица, правда, предупредила, что ночью может стать намного хуже, и велела не пугаться изменений.
Как знать… Может, ему и не суждено умереть от сепсиса, и здешние методы не так безнадёжны.
Нери снова надавил на повязку. Рана отозвалась несильной зудящей болью. Обернувшись, покосился на запылённое ростовое зеркало, что коротало часы в захламлённом углу кабинета. Ядерная смесь страха и любопытства сдавила горло. Накануне, во время перевязки, Нери так и не рискнул взглянуть на рану. Пора бы узнать, как выглядит новый знак отличия.
Преисполненный решимости, Нери приблизился к зеркалу. Серебристый местами потускневший овал жадно вобрал в себя его силуэт. Здешние зеркала здорово искажали реальность, но древняя стекляшка превзошла все его ожидания. В отражении, впервые за два дня, Нери узнал себя.
Откинув волосы за спину, оглядел раненое плечо. Память не обманула его. Знакомые крапинки крови так и красовались на белой повязке, однако, они успели потускнеть и стали напоминать следы засохшего кофе. Около белого тканевого квадрата грозно проступала отвратительная краснота, однако, ткани не выглядели припухшими.
Испуг и отвращение запульсировали под кожей. Нери осторожно поднёс ладонь к островку повязки. Пальцы подцепили краешек пластыря и резким движением сорвали ткань. Внезапная боль обожгла шею: липкая полоска зацепила волосы. Иммортельские женщины наверняка оценили бы медовый пластырь, как прекрасное средство для эпиляции.
Всё было не так страшно. Припухшая алая линия смыкала воедино два рваных края кожи у основания шеи. Чистая рана походила на аккуратный взбухший зигзаг. Никакого смрада разложения, никакой мерзкой сукровицы с ошмётками гноя. Удивление согрело грудь, как глоток «Номера один»: всего лишь за сутки рана, которая несла смертельную опасность, затянулась и срослась! Коснулся сукровичной корочки, ожидая подвоха, но неприятных сюрпризов не последовало.
Нери поймал в отражении собственный взгляд: изумлённый и настороженный. Казалось, что всё происходящее вокруг – сон. Вечные истины рушились одна за другой, уступая место полнейшему непониманию. Больше не было точек опоры и остова, за который можно было бы зацепиться. Почва, держащая фундамент, проседала разрастающимся оползнем, а рушащийся пол оставлял его беспомощно болтаться в невесомости. Мир вокруг теперь казался восхитительной изменчивой иллюзией, а жизнь – театрализованным представлением. Лишь такая нелогичная концепция могла объяснить всё происходящее.
