– Плохие люди не стоят того, чтобы их защищать, – Кантана попыталась выдавить из себя горестный вздох. – Она оказалась не тем человеком, ради которого стоит рвать последнюю рубашку.
– Что это ты разоткровенничалась? – кажется, Сасси заинтересовалась подобным поворотом событий.
– Я думаю, ты должна знать, Сасси, – Кантана задумчиво укусила карандаш. – Хоть я и не люблю тебя. Но твоя хворающая сестрёнка ведь мне ничего плохого не сделала!
Удивление коснулось губ Сасси. Подбородок задрожал, выдавая волнение.
– При чём здесь Лекси?! – Сасси едва не вскочила со своего места.
– Вот и я думаю, при чём, – Кантана подпёрла подбородок ладонью, наслаждаясь реакцией вечной соперницы. – Лекси совершенно безобидна и не заслуживает того, чтобы про неё говорили злые вещи. Покровители наслали на неё вечный неизлечимый недуг, и она нуждается в заботе и помощи, а не в осуждении.
Кантана остановилась. Совесть стиснула грудь. Непорядочно было приплетать к грязным разборкам бедняжку Лекси, которая, пройдя двенадцать годовых циклов, даже не научилась держать голову. Но менять план было поздно. Трос перерезали, и теперь лодка уносилась в открытое море, покоряясь скрытым течениям.
– Кто и когда обидел мою бедную сестрёнку словом? – глаза Сасси возбуждённо забегали.
– Ты расстроишься, – Кантана опустила взор, торжествуя в глубине души. События складывались как нельзя лучше.
– Прошу тебя, Бессамори, – Сасси схватила Кантану за руку. Её ладонь была горячей и влажной. – Скажи мне!
– Тилен сказала некоторое время назад, что Лекси – никчёмное порождение Разрушителей, – выдавила Кантана. – И что Покровители её рождением наказали твою мать за отсутствие целомудрия. Я не могу простить ей этих слов.
Признание далось Кантане нелегко. Голова побежала кругом. Запах книжной пыли ударил в нос. Кантана глубоко вдохнула, опалив горло сухим воздухом.
– Врёшь ведь, нахалка, – недоверчиво скривилась Сасси. Поперечные морщинки проступили на коже её лба.
– Спроси у Бримэ, если не веришь мне, – Кантана отвернулась, делая вид, что поглощена решением заданий.
– Обязательно спрошу, – Сасси закусила губу, – и тебе достанется, если ты наклеветала. Будь уверена, Бессамори.
Кантана сжала губы. Бримэ прекрасно слышала слова Тилен о младшей сестрёнке Сасси, но не сообщила о них подруге. Видно, жрица была куда воспитаннее Кантаны и не хотела расстраивать беднягу. Кантана тоже никогда не сказала бы об этом Сасси, если бы они были подругами. Но сейчас игра шла ва-банк. Если и есть на свете зло, в отместку за которое нужно бить в пах, не подставляя вторую щёку в тщетной попытке разбудить совесть, то это зло – предательство.
Выходя из здания Наставни через пять часов мучительных занятий и попутно радуясь тому, что Наставница Элиор, поверив в фантастическую историю о головной боли, разрешила взять контрольную на дом, Кантана заметила, что Сасси и ещё несколько девушек группируются около крыльца. Она знала точно, кого они поджидают. Кантана рассчитывала, что Сасси пригласит принять участие в линчевании пару-тройку самых лучших подруг, но, к удивлению, набралось аж шестеро мстительниц. Стараясь показать, что чёрный замысел ей безразличен, Кантана просеменила мимо.
Нет, девушки не окликнули её. И не поспешили следом, как обычно, изрыгая насмешки. Сегодня они целились в другую мишень.
Лишь когда Кантана вышла за территорию Наставни, погрузившись в приятную тень дубовой аллеи, её догнал спесивый возглас Сасси, едва прорывающийся сквозь ветер:
– Лазовски! Ну-ка подойди сюда, я хочу поговорить!
– Сасси? – раздался следом изумлённый голос Тилен.
Кантана позволила себе удовлетворённо улыбнуться. Приятные мурашки побежали по спине, как освежающие капли летнего дождя. План сработал.
Теперь осталась лишь одна нерешённая проблема: восемь итоговых заданий по арифметике.
Дубовая аллея, приятно пахнущая растрескавшимися желудями, приняла Кантану в свои объятия. Она медленно шла к рыночной площади, чувствуя, как горячее удовлетворение от достижения цели с каждой секундой остывает, перетекая в отчаянные муки совести. А когда ушей Кантаны достиг сдавленный крик, полный безумия, кошки заскребли в груди, раздирая сердце в кровавый фарш…
6
– Ну же, Миа, – Анацеа снисходительно улыбнулась, – ничего не бойся. Попробуй ещё.
Миа с раздражением уставилась в переносье мучительницы. Страх наполнял сосуды, проникая под кожу осколками стекла. Казалось, что Анацеа получает необъяснимое удовольствие, доводя её до отчаяния. Возможно, Миа преувеличивала, но чем ещё объяснить эту патологическую настойчивость?
– Вы даже улыбаться умеете? – не смогла не съязвить Миа.
– Я много что умею, – отрезала Анацеа. – Продолжай, пожалуйста.
Глава клана Бессамори решила заняться допросом с пристрастием сразу после обеда, да так внезапно, что даже Миа не смогла предугадать такого поворота. Анацеа бережно взяла Мию за запястье и провела в гостиную. И приказала ледяным тоном: «Действуй!»
Едва не взревев от отчаяния, Миа задрала голову в потолок, отделанный лепниной. Надежды на спасение не было. Нери ещё утром отправился в город под предлогом поиска работы, а Кантана убежала в наставню. Даже Азазель, обычно раздражающий своим ехидством, насупленно молчал вот уже четвёртые сутки. Дороги к отступлению загромоздили каменные завалы, и теперь оставался лишь один путь – вперёд.
Перед глазами, как предвестник беды, воскрес вишнёвый взгляд Кантаны. А ведь накаркала неудачу, чёрная колдунья!
– Выпрями спину, – подсказала Анацеа. – Возможно, у тебя проблемы из-за того, что тебя не научили правильно стоять.
– У меня проблемы из-за того, что я не хочу этим заниматься сейчас! – Миа кусала губы, не зная, как спастись из цепких лап прародительницы клана. Её уже не волновало, как Анацеа оценит её поведение. Она чувствовала себя загнанной мышью в лапах голодной кошки.
– Миа, – Анацеа нахмурилась, – давай с уважением относиться друг к другу. Нельзя позволять себе хамство и непорядочность по отношению к старшим. У тебя действительно большой пробел в воспитании.
– Пробел? – Миа начала раздражаться от тщетных попыток выжать из себя то, чего в ней никогда не было. – Моя единственная проблема заключается в том, что я говорю то, что думаю! Я не знаю, куда катится этот мир, если честность и искренность считаются пороком и подлежат осуждению!
Ничего не ответив, Анацеа пересекла холл и распахнула окно. Прохлада межсезонья застелила пол колючим ковром. Миа следила взглядом за оранжевой шифоновой юбкой, что, колыхаясь, походила на открытое пламя. Вот бы мучительница свалилась вниз, на промёрзшую землю! Уж Миа бы посмеялась тогда.
– Азаэль! – прокричала Анацеа грозно. – Жги мусор за оградой! Тянет в комнату даже при закрытых окнах!
