Холодный огонёк пробежал по её радужкам. Мелькнул мимолётной искрой и тут же погас, утонув в глубине зрачка. Тео показалось, что за мгновение она отсканировала взглядом всю его жизнь. От первого вдоха до настоящего момента. От их случайной встречи в зале метрополитена до секунды, что оборвёт его последний выдох.
– Это будет самая большая ошибка, – проговорила Анацеа испуганно. – И я уже знаю, какой у неё исход. Поверь мне, Тео, просто поверь. Я из тех, кто видит.
– Ошибки ошибками, но идти в таком виде тебе нельзя, – Тео снова скомкал в кулаке кружево на рукаве нелепого одеяния.
Кожа, покрытая мурашками, заскользила под пальцами. Янтарные глаза обожгли умоляющим взглядом. Анацеа испуганно вздёрнула подбородок навстречу Тео и осторожно скинула его руку с плеча. Чужое дыхание прохладным ветерком коснулось шеи. Мышцы болезненно дёрнулись, и неожиданно Тео понял и почувствовал, что она имела в виду.
Нечто необъяснимое нарастало между ними, закипая с каждым мгновением всё сильнее. Системный сбой. И названия этой ошибке не находилось. Словно неосязаемая субстанция натянулась упругой струной, связав их и не давая разойтись в пространстве. Видно, высшие силы насильно пересекли их вечные параллели – линии, проходящие сквозь жизни, Вселенные и время. Заставили их схлестнуться, чтобы они ошиблись.
Что ж, некоторые ошибки бывают во благо.
– Просто переоденься, – выговорил Тео лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Рука спустилась по шее Анацеа и осторожно коснулась ключицы. Вымокшее кружево затопорщилось под дрожащими пальцами. – И можешь идти, если действительно хочешь этого.
Анацеа снова перехватила его запястье, но уже лениво. Зажала кисть в оковах длинных пальцев и не выпустила. Лишь поднесла к своей щеке, словно желая чувствовать его ближе, вопреки упрёкам рассудка.
– Я не хочу, – прошептала она, уткнувшись лицом в его ладонь.
Но говорить об этом уже не было необходимости. Они оба знали, что произойдёт дальше. Самая большая ошибка. Самое страшное забвение. Шаг за черту, приближения к которой за два жалких часа так и не случилось.
Тео зарылся в плечо Анацеа и вдохнул её запах, едва пробивающийся сквозь промозглый аромат сырости. Дождевые капли на её коже оказались сладкими и пряными. Жгут слипшихся от воды каштановых волос закрутился змеёй вокруг ладони. Оранжевая накидка, грузно хлюпнув, упала на пол. Ладонь Тео переползла через острое плечо и осторожно легла на грудь. Плечи Анацеа мелко затряслись.
– Чего ты боишься? – прошептал он, когда губы осторожно коснулись мочки её уха.
– Я?
Тео почувствовал, как она выгнулась и напряглась в его объятиях, и кожу ошпарила горячая волна. Он не видел лица Анацеа, но готов был поклясться, что её взгляд обрёл былую твёрдость.
– Только себя, – прерывистое дыхание пролетело над плечом.
Мир перед глазами Тео вспыхнул яркими пятнами, а горло сдавила сладостная одышка. Ладонь Анацеа нырнула в брешь на его свитере и легла мягким пауком точно на клеймо. Жар волной раскатился по спине. Интересно, кто сейчас выглядит хуже: он или Анацеа? Но, по крайней мере, теперь ни он, ни его новая знакомая не собирались убегать в холод.
Тео на ощупь прошёлся по пуговицам на спине платья, скидывая с посеребрённых кружочков шёлковые петли. Вымокшая шифоновая громада, зашелестев, рухнула к ногам. Затрещали крючки на белоснежном корсете. Кожа под плотным кружевом оказалась гладкой и горячей. Он прильнул к ней губами, как к живительному источнику, слушая, как невесомое дыхание учащается с каждым поцелуем.
Анацеа сама стянула с него изувеченный свитер и направила его руки туда, где хотела чувствовать их больше всего. Сама сжала его пальцы, не позволяя полностью распоряжаться собой. Сходя с ума от её вкуса и запаха, Тео успел подумать о том, что зря задвинул спальный модуль. Но через несколько секунд он понял, что до кровати им не добраться. Не в этот раз.
Пол показался удивительно мягким и уютным. Бархатная обнажённость Анацеа чудесным образом вписалась в полимерную облицовку кофейного цвета. Всё произошло быстро, без церемоний, которые в этот раз показались бы лишними. Остатки здравого смысла с каждым движением уплывали всё дальше, уступая место безликому наслаждению. Холод прихожей и боль в мышцах превращались в блаженство, аккумулируясь в каждом уголке сознания.
Когда Анацеа закричала, укусив его за плечо, Тео понял, что ошибка свершилась. Мир разделился на «до» и «после». Пути назад больше не было.
6
– Это – герб твоего рода? – Анацеа опустила горячую ладонь на стрелу между лопатками Тео.
– Ну, – Тео неожиданно для себя замялся. Не то, чтобы он стеснялся статуса, который никогда не мешал ему жить полноценно. Просто говорить об этом не любил. – Можно и так сказать. Все грязные – одна огромная семья. Мы слишком хорошо понимаем друг друга, чтобы считать себя чужими.
Он почувствовал, как Анацеа повторяет пальцем контуры стрелы, и понял: если она не остановится сейчас, ошибки снова не миновать. В четвёртый раз за пять часов. Первая степень публичной провинности четырежды за день – вот веселуха-то! После прошлого, осеннего марафона интеграции с очередной возлюбленной, Тео пришлось четыре месяца жить на мультизлаковых сухарях и витаминизированных соевых бульонах и вкалывать почти бесплатно, совмещая основной труд с исправительными работами по уборке парков. Радовало одно: наказание и штрафы ему теперь будут определять в городском совете, а не по месту работы, которую он добровольно покинул сегодня утром. Стабильные нарушители, которых Тео за время исправительных работ повидал немало, поговаривали, что их санкции не так страшны и жестоки.
– Так ты из почтенного клана, – Тео услышал в голосе Анацеа улыбку. – Это прекрасно.
– Для кого как, – Тео едва сдержал невесёлый смех. Уж что-что, а положение грязных в обществе никогда не вязалось с почётом и уважением.
За окном комнаты мелькнула молния, распоров пополам облачную завесу грузно-лилового цвета. Дождь снова забарабанил по стеклу. Из комнаты стук капель казался приглушённым шёпотом, а гром – нелепой вознёй. А стоит только распахнуть форточку, как услышишь песню грозы во всей красе.
– А у моего клана нет герба, – продолжала Анацеа, глядя, как по стеклу скатываются капли. – И не будет никогда. Три поколения женщин должны отслужить в Совете, лишь после этого клан удостоят подобной чести. Но нам, рабочим, до Совета, как до окраины мёртвых земель. И мне, и любой из моих дочерей.
– Так у тебя и дети есть? – Тео обернулся и краем глаза поймал её силуэт. Анацеа, не смущаясь, поглядывала на него из вороха чёрных простыней, и даже не думала прятать бесстыдную наготу.
– Трое, – произнесла Анацеа скорее с гордостью, нежели со смущением, и придвинулась ближе. Горячие руки обхватили Тео, и он почувствовал, как она всем телом прижимается к его спине. – Элатар совсем мал. Поэтому меня и интересует вопрос, где я сейчас, почему я тут и как мне вернуться на Девятый Холм.
