– Что-то ты распоясался…
– А что мне ещё остаётся делать? – Азаэль изумлённо пожал плечами. – Вижу ведь, что погибаешь. И что причина не в твоём прошлом.
Миа ещё крепче обхватила корень. Глаза вытаращились в землю, изрытую черенками, словно желая найти нужный ответ. Но ничего не приходило в голову. Потому что Азаэль снова был прав.
4
Нери вжался в стену, прислушиваясь к звукам снаружи. За преградой расшатанной двери гремели шаги. Щель у косяка, подёрнутого паутиной, была так широка, что, казалось, его учащённое дыхание можно услышать по ту сторону. Разве мог он предположить две недели назад, что в первый день зимы будет прикидывать, где найдёт его смерть?!
Ситуация не сулила ничего хорошего. Да по лицу Венены было видно, что такого развития событий она не предусмотрела. Теперь оставалось надеяться лишь на удачу.
– Ого, кого я вижу, – довольный голос Венены, наконец, вывел Нери из оцепенения. – Почтенные Покровители! Лачино!
– Лачино?! – повторил Нери, осторожно выглянув из-за плеча Венены. Слишком уж знакомым показалось это имя.
Удивительно, но всё осталось, как и прежде. Никто и не думал бросаться на них. Обитатели комнаты, как ни в чём не бывало, продолжали раскладывать пасьянсы на кровати, флегматично закусывая сушёными яблоками. Странные шестиугольные карты изображали шестерёнки, гвоздики и неведомые механизмы.
– Это Окто пришла, – прокомментировал один из парней, обращаясь к коротышке, сидящему на окне.
– О, госпожа Окто! – с подоконника сорвался юркий паренёк с торчащими передними зубами. Увидев его лицо, спрятанное за толстыми роговыми очками, Нери ещё сильнее укоренился в уверенности, что не одна Венена существует здесь в виде дубля. Паренёк с потока – объект постоянных шуточек и насмешек – тоже просочился в незнакомый мир. Только выглядел он здесь куда более деловито и самоуверенно. – Что привело тебя сюда, да не одну?
– Времени рассусоливать нет, – рядом с Лачино Венена казалась телеграфным столбом. – Спрячь нас!
– Спрятать? – Лачино, приоткрыв рот, стал похожим на кролика.
– Именно! – Венена подпрыгнула от нетерпения. – Ну, чего ждёшь-то ты?!
– А, чёрт с вами! – Лачино приподнял покрывало, обнаружив тёмную щель под кроватью. – Ныряйте, если крыс не боитесь!
– Пошли, – Венена подтолкнула Нери в спину. – Ты первый. Ну, скорее!
– Тише, – прокомментировал Нери, опускаясь на пол. – Твой голос за километр слышно.
Оттолкнувшись, Нери подался в тёмный угол. Низкая перекладина больно шаркнула по спине, задрав рубашку. Серые нити паутины повисли на рукавах, вперемешку с пылью. Захотелось чихнуть. Нери зажал нос, подавляя предательские порывы, и подтянулся на локтях, втискиваясь в тесное пространство. Ноги Венены настойчиво пихнули его в бок, чуть не выдавив возмущённый возглас. Девушка оказалась проворнее. Мгновение – и она уже прижималась к нему в темноте, провонявшей пылью и отходами крысиной жизнедеятельности. Снова пахнуло крепким перегаром, но Нери пришлось проглотить возмущение. У него ещё будет время почитать Венене нотации. По крайней мере, Нери очень на это надеялся.
Покрывало опустилось, отрезая узкую световую линию. Тьма вокруг стала непроглядной и густой.
И точно в тот момент, когда световая нить растаяла, дверь в комнату распахнулась.
5
Полы коридора стрекотали досками, угрожая проломиться под каблуками. Стены давно потеряли цвет, хотя местами проглядывающие фисташковые пятна намекали на то, что они некогда были окрашены. Одним Покровителям известно, кто и зачем строил это здание и когда оно стало перевалочным пунктом между Первым Холмом и остальной частью Сердца Земли.
Из кухонного отсека в тупиковом конце доносились голоса, стук посуды и плеск воды. Кантана развернулась на цыпочках и разочарованно выдохнула. Воздух отозвался едва уловимым колебанием. Возможность проплакаться в тёмном углу свелась к нулю. Придётся двигаться к выходу.
Платье зашуршало, собирая щепки. Кантана едва отчистила его после приключений в Пропасти и на Пути. Ткань снова обрела густую черноту, но бархат потерял лоск новизны. Радовало лишь то, что вряд ли теперь кто-то будет следить за цветом и качеством её нарядов – на Первом Холме не уделяют внимания подобным мелочам. В конце концов, одежда не определяет человека, и в этом местные правы.
Светлая мысль, наконец, разбавила печаль. Завтра она сможет облачиться в фиолетовое, как всегда хотела, и никто не посмеет возразить! Догадка была тонкой, как паутина, хрупкой и невесомой. Чем не повод для радости? Вот только веселиться совсем не хотелось. Кантана прикусила губу, проглотив всхлип.
Перед глазами воскресли улицы Девятого Холма, опалённые стылым солнцем. Кто скажет теперь, что с мамой всё в порядке? Не сжимается ли ночами её сердце от тоски и невозможности изменить настоящее? Кантана без труда отпустила бы мысли о доме, если бы знала, что Анацеа не жалеет о ней. Увы, догадки диктовали обратное. Кантана видела лицо матери сквозь километры леса и пелену забвения. Анацеа, конечно, держится и не позволяет слезам взять верх. Разве что, поджимает губы и прячет глаза чуть чаще. Но не нужно быть Покровителем, чтобы понять, какая боль прожигает её душу. Её отголоски дрожат на кончиках пальцев, темнеют кругами на веках, морщатся в уголках рта… Если бы только попросить у Покровителей пару секунд, чтобы прижаться к её груди, как в детстве!
Перешагнув высокий порожек, Кантана остановилась у дверей. Взору открылся покорёженный забор, гуща соснового леса за ним и убегающая прочь дорога. Дорога на Девятый Холм. В то место, которое она называла домом. До вчерашнего вечера.
В груди защемило. Снова вспомнилось лицо мамы: безмятежное, ледяное и усталое. Тоска по дому исказила чувства, превратив оттенки реальности в серое пятно: даже страх четвертования уже не имел веса. Бремя непосвящённости казалось теперь лишь мелкой неудачей, разногласия – временными трудностями. Захотелось сорваться с места, обернуться птицей и унестись прочь. Туда, где всё знакомо с детства, как линии на ладонях. Почему, ну почему никак не оставляет мысль о том, что не вышла из тумана, а умчалась лишь глубже?
Кантана смахнула слезу. Это пройдёт. Нужно только внушить себе, что иного выхода не было. Она защищала себя и своё право на будущее, а боль – всего лишь побочный эффект.
Лес зашумел. Стая птиц сорвалась с земли за оградой и взмыла в небо. Чёрные галочки сначала уменьшились до размеров точек, а потом растаяли, утонув в вязкой жиже облаков. На горизонте, точно в том месте, где конец дороги соприкасался с бесконечностью, обозначилась коричневая точка. Со стороны Девятого Холма приближалась повозка.
Кантана оперлась о дверной косяк. По мере того, как точка увеличивалась, обретая контуры, тревога всё сильнее сжимала сердце. Интересно, кто ещё решил сбежать? Может быть, посланник из родных земель едет сюда по делам дипломатическим? От одной мысли о дипломатических отношениях между Первым и Девятым Холмом захотелось горестно рассмеяться. Единственным связующим звеном между двумя городами давно были лишь отчаянные и больные на голову, вроде Венены.
