– Ну, так опровергни мои слова, – Нери сделал широкий жест в сторону разрыва, который уже начинал смыкаться, – иди первая!
– Давай руку, – Кантана протянула ладонь, – пойдём вместе.
Сомнение охватило Нери, однако, времени на раздумья не оставалось. Дыра в завесе стремительно сужалась, превращаясь в небольшое отверстие. Энергетические вспышки по краям разрыва искрили миниатюрными молниями, угрожая вот-вот залатать проход. Нери решительно обхватил пальцы девушки своими.
– Вперёд. И быстрее.
Быстро переступая по растрескавшейся плитке пола, они перешли на противоположную сторону завесы. Отверстие печати стремительно сомкнулось за их спинами, и преграда вновь обрела невидимость.
На последней ступени лестницы Нери резко разжал ладонь и выпустил руку из своей.
– Это ничего не значит, Кантана.
Кантана настороженно повернулась к нему. Во взгляде её сквозило недоумение.
– А что это должно было значить? – развела она руками.
Некоторое время Нери непонимающе таращился в ветхий потолок. Секунд десять спустя – смахнул со лба прядь волос и прыснул.
– Всё время забываю, что у вас многое воспринимается не так, как у нас.
– И всё же? – произнесла Кантана нежно. Её тёплая улыбка была соткана из солнечных лучей, запаха травы и весеннего бриза. Сложно было поверить в то, что девушка, прячущаяся за этим чистым ликом, хитра и неблагоразумна.
– Держаться за руки – дурной тон, – пояснил Нери. – Если, конечно, мы не родственники. Или не…
– Или?
– Или не влюблённые, – произнёс Нери недовольно.
– Какие глупые законы, – пробормотала Кантана изумлённо. – Кто-то объясняет, как люди должны общаться между собой, а вы беспрекословно исполняете волю этого недалёкого?! Лишь глупцы подчиняют отношения правилам. То, что чувствует твоё сердце – вот главная догма.
– Эмоции и инстинкты не должны влиять на межполовую интеграцию, – возразил Нери. – До Перелома это не раз приводило к катастрофам глобального масштаба. К пандемии СПИДа, например. Если бы в отношениях между особями в то время были законодательно установлены допустимые пределы взаимодействия, наша история была бы иной. Но что поделаешь: дикое общество живёт по диким законам и следует лишь низменным инстинктам.
Они вышли в огромный холл первого этажа. Ряды колонн обрамляли помещение по периферии, огромные окна обхватывали периметр цепочкой пустых рам. По левую сторону ничего за ними не было видно: лишь знакомые каменные завалы, как в библиотеке. Окна правой стены пропускали внутрь скупые полосы ярко-красного закатного пламени. Мгла, царившая этажами выше, наконец рассеялась, словно открывая занавес перед границей нового мира. Мира иного, проклятого запретного; каждый шаг вглубь которого сладок, как райский плод, и болезнен, как танец на стекле.
– Может, ваши правители ещё и учёт поцелуям ведут? – надменно фыркнула Кантана.
– Ты нагнетаешь краски, – ответил Нери. – После официальной помолвки и регистрации данных об инфекционной безопасности будущие супруги могут это делать когда угодно, и никто ничего никуда не записывает.
– После помолвки?! – возмутилась Кантана. – А до? Ведь невозможно противостоять любви! Или у вас всё по расчету?
– Бывает и по расчету, – спокойно отреагировал Нери. – Но до помолвки о подобных отношениях не может быть и речи. Надо отделять зёрна от плевел. Безопасность общественной жизни должна стоять выше отвратительных низменных инстинктов. А ещё за это наказывают.
– Да как вы там вообще живёте?! – Кантана надула губы. – Как можно отчитываться за каждый свой шаг и позволять распоряжаться собственной жизнью?!
– Да, ты точно не смогла бы жить в нашем обществе, – парировал Нери. Его голос эхом отозвался в ограниченном пространстве зала. – Ты даже здесь преступаешь все дозволенные черты.
– Ограничения – для ограниченных, – глубокомысленно изрекла Кантана.
Они подошли к массивным резным дверям. Плотное некогда дерево местами рассырело и дало трещины. Лакированное покрытие двери истёрлось и покрылось шероховатыми проплешинами.
– Ты у цели, так? – Нери приподнял бровь. – Добилась-таки своего, но по-прежнему не знаешь, зачем тебе это? Решила хоть, что делать будешь?
– Может, ты что-то решил? – Кантана умоляюще посмотрела на Нери.
Нери разъярённо выдохнул. Плечи напряжённо дёрнулись.
– Не я тебя сюда потащил, – произнёс он с осуждением в голосе. – Поэтому не перекладывай на меня ответственность за собственную глупость.
– Я не заставляла меня сопровождать, – Кантана сложила руки на груди. Улыбка, играющая в уголках её рта, теперь не отдавала приторным дружелюбием.
– Натворила бы дел без присмотра, – буркнул Нери, толкая дверь. – Каждое твоё слово надо контролировать.
Яркий свет заходящего солнца резанул по глазам, въевшись в сетчатку. Из-за скоплений грозовых туч лучи казались особенно пронзительными. Нери сморщил нос. Слёзы потекли по щекам. Обернувшись через плечо в попытке защитить глаза, он заметил, что Кантана вытирает лицо.
– И куда теперь? – спросил он. – Знаешь?
Кантана кивнула, указав на побережье. Вдоль кромки воды извивалась тропка. Метрах в пятидесяти, перпендикулярно линии прибоя, тянулось длинное и высокое сетчатое ограждение. Свободным краем оно уходило далеко в воду, другим – упиралось в завал. Ближе к подъёму ограду разрезали ворота, которые в этот час были заперты. Дозорные стражники сновали близ выхода, вооружившись ружьями. Ни одной знакомой фигуры Нери не заметил.
– Где же твой неотразимый Азаэль? – Нери сделал размашистый жест в сторону ограждения. – Или эти тоже тебе во всём потакают?
Кантана заметно побледнела, сомкнув пальцы в замок.
– Подожди здесь, – приказала она. – Не показывайся им.
Прежде, чем Нери успел хоть что-то сообразить, она рванула к воротам.
5
Гроза снаружи разбушевалась не на шутку. Набрякшее сизое небо угрожало обрушиться на город. Непрозрачная стена ливня скрыла силуэты яблонь. Гром надрывался так близко, что стёкла вибрировали от каждого раската.
Миа оторвала пальцы от стекла. На запотевшей поверхности задрожали четыре точки. Секунду спустя они размазались и выпустили ложноножки. Желание написать на стекле мольбу о помощи быстро отступило: помогать было некому. Теперь некому.
Молния взорвалась за окном, окрасив ветви яблонь пронзительно-белым. В глазах замелькали зайчики. Голова опустела: мысли не шли. Каждая попытка привести дроби к общему знаменателю заканчивалась падением в пустоту. Лишь одна догадка давала знать о себе, всплывая перед глазами неоном: это конец. Конец новой жизни, которая так и не успела начаться и развернуться полной палитрой.
