– Напился же?! – знакомый голос из распахнутого окна заставил вздрогнуть. – Носом чую змия зелёного!
– А что, только тебе можно? – перебил другой, принадлежащий юноше или молодому мужчине. – Хочу выпью хмельного, хочу – виноградного!
– Ах ты, паразит! – громкий шлепок прервал спор. – Чтоб глаза мои тебя не видели! Работать бы шёл, гадёныш окаянный!
Да, нелегко, оказывается, живётся госпоже Лазовски!
Я поднялась по грязной лесенке и застыла у двери в раздумьях. Кулак завис в воздухе. Постучать – не постучать?
– А ну вали с кухни, баран паршивый! – доносились из щели приглушённые крики. – И чтоб я тебя больше не видела!
– Ай-яй!
– Жрать сегодня не получишь! – очередной шлепок. – И чтобы из комнаты не высовывался! Не зли мать!
Я попыталась абстрагироваться от хаоса, происходящего внутри. Представила, что уши заложены ватой. Вслушалась в пение птиц и шелест листьев. И лишь потом, выдохнув до предела, постучала в дверь. Перекликающиеся голоса моментально затихли. А потом я услышала тяжёлые шаги.
– Кто там?! – выкрикнула Ленор издали.
– Жрица из амбулатории, – я сжала губы, стараясь, чтобы голос не срывался.
– Не вызывали! – грозно проговорила Ленор. Похоже, она сама перебрала хмельного: слова и звуки скомканы и неразборчивы.
– Я на патронаж, – выцедила я. – Вы плохо чувствовали себя в субботу.
– Да кто вам сказал такое? – по ту сторону двери прокатился хохот.
– Дежурная жрица.
За дверью на мгновение воцарилась тишина: напряжённая и тяжёлая, как воздух перед грозой.
– А ну, представься! – потребовал голос в конце концов. – Ходят тут ещё всякие.
– Сирилла Альтеррони, – сдавленно выдохнула я.
– Точно?! – дверь отошла от косяка, и из щели выглянул знакомый глаз. Пахнуло сухой лавандой, пылью и перегаром. Как я и думала, госпожа Лазовски собственной персоной!
– Кто же ещё?! – я всплеснула руками. – Думаете, к вам пойдёт кто-то по доброй воле?!
– Думаю, что у тебя слишком длинный язык, – Ленор, наконец, распахнула дверь. Тёмно-синее платье её было измято и обляпано мукой, отёкшие лодыжки вываливались из домашних туфель, как тесто из кастрюли. – С теми, кто может испортить твою жизнь, нужно разговаривать вежливо.
Жар обдал щёки, но я смолчала. С этим не поспоришь.
– Вечно тут стоять будешь? – Ленор жестом пригласила меня войти.
Я перешагнула порог и попала в захламлённую прихожую. Из узкого окошка под потолком лился скупой свет. Судя по обрубку канделябра, торчащему из стены, как перевёрнутый могильный камень, свечи здесь давно не зажигали.
– В комнату, – по-хозяйски скомандовала Ленор, показав на покосившуюся дверь с ободранной краской.
– Ага, – кивнула я, принимаясь расшнуровывать ботинки. Всё-таки, страх перед порченной жизнью оказался сильнее регламента.
– Не разувайся, – отрезала госпожа Лазовски.
Спотыкаясь о наваленные пучки трав, я отворила дверь. Гостиная оказалась столь же захламлённой и тёмной. На книжных полках пластами белела пыль. Кресла, скучившись в центре комнаты, танцевали странный танец на покосившихся ножках.
– Ну-с, – Ленор присела в одно из них, раскинув полные ноги. – С чем пожаловала?
– К-как вы себя чувствуете? – начала я издалека.
– Чудесно, – отрезала Ленор. Судя по запаху перегара из её рта, она не обманывала. – Ещё что спросишь?
Пульс застучал в висках, а сердце подскочило к самому горлу. Словно сама хмельного перебрала! Я незаметно ущипнула себя за ладонь. Боль разлилась по коже, возвращая трезвость рассудку. Я должна сохранять спокойствие, что бы она ни говорила. Нельзя поддаваться панике!
– Принимаете ли вы назначенные вам отвары? – пролепетал мой язык, не внимая призывам здравого смысла.
Ленор резко мотнула головой. Её тяжёлая рука взметнулась в воздух и со всех сил опустилась на подлокотник кресла. Обвисший подбородок затрясся, как холодец. Два отёкших глаза ввинтили в меня разъярённый взор.
– Что я, глупая что ли?! – рявкнула она. Казалось, что она вот-вот забрызжет меня слюной.
– То есть, вы их не принимаете, – уточнила я, попятившись.
– Молчи! – Ленор снова ударила по подлокотнику. – Я же не глупая, и вижу, что пришла ты ко мне не с тем!
Стёкла в старом серванте зазвенели, подхватив крик госпожи Лазовски.
Захотелось сделать ещё шаг назад, но я остолбенела. Ноги похолодели, вросли в пол и укоренились под досками, как два дерева. Тревога, подкравшись, схватила за горло. Мои губы беспомощно дёргались, но слова не шли наружу.
– Я…
– Ну, так что нужно тебе? – огрызнулась Ленор. – Говори, покуда я добрая.
– Снимите с меня проклятье, – выдавила я через силу.
Злобный взгляд Ленор неожиданно сделался удивлённым. Лохматые брови поползли вверх, и пергаментную кожу лба перерезала сетка морщин.
– Я ничего на тебя не вешала, милочка, чтобы снимать, – сказала она с усмешкой.
– Но в субботу, в амбулатории вы бросили мне в спину, что я потеряю себя…
– Что уж мне, пошутить нельзя? – Ленор хрюкнула и закинула одну ногу на другую. – Запомни, жрица. Не каждое слово имеет силу. Но любое обретёт её в твоей голове.
– Что же это получается? – я развела руками. – Что я сама накликала на себя неудачи?! Бред какой! Может, вы сейчас говорите неправду?
– Пфф! – Ленор хлопнула в ладоши, разогнав кружащиеся в воздухе пылинки. – Ну, жрица, коли очень нужно тебе, чтобы я сняла с тебя проклятье, могу повесить на тебя что-нибудь, а потом – снять. Идёт?!
Я стояла посреди гостиной, как оплёванная, не в силах двинуться с места. Если Ленор не прокляла меня, то к чему это странное стечение обстоятельств? Почему меня выбило из колеи? Почему несчастья сыплются на голову, как градины в разгар второго сезона?
– Так значит… – протянула я.
– Ничего я на тебя не накладывала, – хохотнула Ленор. – Иди-ка ты отсюда.
Я с возмущением выдохнула. Свои цели Ленор Лазовски всегда выражала чётко и лаконично. Хотя бы за это её можно было уважать.
Развернувшись, я протопала в прихожую. Старалась не спотыкаться о развороченные доски пола и раскиданный хлам, но всё равно спотыкалась. Сгоряча едва не сорвала хлипкую дверцу с петель. Прогнившее дерево жалобно заныло, и к моим ногам упал ворох щепок.
– Когда смотрю на тебя, Альтеррони, – тут же прилетело в спину, – меня одолевают злоба и тоска.
– Это ещё почему? – бросила я через плечо.
– Тилен, – протяжно выдохнула Ленор. – Моя дочка. Она тоже носила бы жёлтое, если бы этот неразумный гад не сделал ноги с Девятого Холма перед самым Посвящением. Благодаря ему, у неё теперь нет ни будущего, ни магии.
