Ещё я размышляла об Элси. И о том, не проснусь ли в её теле. Моим самым страшным кошмаром теперь был не голод, а темнота, лишённая запахов. И смысла.
Но как, как можно это прекратить?! Элси, видимо, тоже задаётся этим вопросом: иначе она не покушалась бы на мою жизнь. Я могу воспользоваться её способом: ведь Элси тщедушна, как умирающий котёнок. Ей даже не будет больно. Я могла бы, и это бы прекратилось… Если бы хватало совести поднять руку на беззащитное слепое дитя.
Надежда защекотала душу. Может, она не будет больше прыгать в меня? Должна же испугаться, что я попробую на ней её же методы. Если, конечно, достаточно умна…
Стоп. Не сходится. Если Элси прыгает по доброй воле, и такие забавы не докучают ей внезапностью, то зачем ей разрывать нашу связь? Вопросов было слишком много, а ответов на них не находилось. От этого болела грудь, чесался нос и хотелось плакать.
Так или иначе, я должна разыскать пленников и тот злосчастный подвал. Я оставила рабочий блокнот в доме Йозефа, но более чем уверена, что одним из пунктов назначения значилась гостиница. Завтра я непременно проверю здешние погреба. Уверена, что они пусты – постояльцы слышали бы шум, если бы под ними кто-то обитал – но всё же.
Ещё можно поискать маму Элси в списке пропавших, в городском архиве. Это будет несложно: если Элси нарекли по канонам Девятого Холма, значит, начало её имени уже известно!
10 Отец, который дал имени Элси первые буквы, наверняка, Элсарио. Для матери остаётся только «И». Дело за малым: придумать, под каким предлогом пробраться в архив и оформить разрешение. Я хорошо плету ложь.
Дверь заскрипела, выводя меня из полусонного оцепенения. Мутноватая полоска света пролилась на паркет и скользнула по стене. В ночной синеве задрожал оранжевый огонёк.
– Госпожа, – послышался высокий женский голос, – Ваш ужин.
– Ужин?! – перепугавшись, я села на постели.
В дверях стояла, ожидая разрешения войти, нефилимка. Перед собой она толкала тележку. Крошечные пальцы сжимали свечу.
– Младший господин приказал, – пискнула нефилимка. – Сказал, что вы очень устали.
Я кивнула, и нефилимка заботливо вкатила тележку в номер. Поставила на столик у окна прозрачный кувшин с отваром, чашку и большую тарелку дымящегося варева. Положила сдобные булки. Я едва не обезумела от одного только запаха трапезы.
– Вот, сейчас доработаю, – тараторила нефилимка, – и спать лягу. Весь день на ногах.
– Тяжело вам тут работается? – поинтересовалась я.
– Только иногда, – нефилимка отвела печальный взор. – Когда приезжают барды и гости из других городов. Тогда старший господин говорит, что мы должны держать перед ними марку, и следит за каждым шагом.
– А младший господин? – сорвался с языка вопрос. – Не обижает?
– Вы сделали хороший выбор, милая госпожа, – отметила нефилимка, потупившись.
Я подскочила на кровати, как ошпаренная. Неужели мы так похожи на любовников, что обслуживающий персонал «Чёрной гвоздики» уже пускает сплетни? Не хватало ещё, чтобы они до Йозефа докатились. Я ведь пока ещё замужем. Обидно будет получить наказание и отправиться в Пропасть за пару кокетливых взглядов. И за то, что позволила себе порыдать у Линсена на груди.
– Каждая женщина мечтала бы о доле его избранницы, – продолжала нефилимка. – Даже я, глядя на младшего господина, жалею, что родилась с крыльями.
Два кожистых отростка за спиной девушки расправились и взмыли к голове. Её крылья оказались на редкость дурно сложенными. Мало у кого из нефилимов они были красивыми. Даже при лучшем раскладе они, скорее, напоминали крылья летучей мыши, нежели ангелов из древних легенд и сказаний.
– Какие глупости вы говорите, – я попыталась изобразить возмущение. – Младший господин всего лишь обратился ко мне за помощью, и я получила от него помощь в ответ! У него не может быть избранницы. Младший господин потерян!
– Потерян? – нефилимка приподняла бровь. – Не может быть такого. Никто и никогда об этом не слышал. Младший господин кутит с женщинами, как свободный. Скажу по секрету, мы всё ждём, когда он сделает выбор. Всё-таки, в его возрасте пора определяться.
Тошнота стиснула горло. Я прокашлялась, прикрыв рот ладонью. До чего же мерзко слышать неприятные вещи о человеке, который был с тобой порядочен и участлив, позаботился о тебе, как о родной сестре, и вытащил из настоящего болота! Кутит с женщинами?! Кто бы мог подумать. За весь день я не услышала от Линсена ни одного грязного намёка. Если, конечно, не считать приставанием его стремление прикасаться. Даже когда я плакала, он обнимал меня не как женщину…
Хорошо, что кругом темнота, и нефилимка не видит, как я побледнела.
– А что вы вообще слышали о нём? – я попыталась придать своему голосу серьёзное выражение.
– Ничего, – отрезала нефилимка. – И вы ничего не слышали. Пусть наш разговор останется между нами, милая госпожа. Приятных вам снов.
Тележка загромыхала по паркету. Облачко оранжевого света пронеслось по стене, подсветив рельефный узор обоев. Когда дверь закрылась, и темнота одеялом опустилась мне на спину, я позволила себе выдохнуть.
Я уснула лишь под утро. Потому что появилась ещё одна тема, которую я должна была обдумать.
Глава 14
Катастрофа
– Ушла? – жрица Василенко с деланным сочувствием погладила моё плечо. – Ну и правильно сделала! Давно пора было. Всё смотрела-смотрела на тебя и думала: как же молодая, красивая и умненькая жизнь отдала такому разгильдяю?
Два водянистых глаза уставились на меня из-под трагично изогнувшихся бровей, и я попыталась стереть с лица презрение. Гэйхэ Василенко была из тех, кто собирает сплетни и чешет языком направо и налево, льстит сильным и самоутверждается за счёт слабых. Я терпеть её не могла, и она прекрасно об этом знала. И, должно быть, испытывала ко мне те же чувства. Однако я вынуждена была поддерживать с Василенко формальные отношения, ибо она так хорошо могла настраивать коллектив против неугодных, что ей позавидовали бы самые отъявленные интриганы.
– Ага, – протянула я, деланно соглашаясь.
Шири, сидящий напротив, скривил лицо и раздражённо поднял крылышки. За долгие циклы совместной работы он научился понимать мои чувства, как никто другой. Больше всего я боялась, что весть о разрыве с мужем долетит до ушей Василенко. Потому утром дала себе зарок, что на работе буду молчать о произошедшем в тряпочку. Но я просчиталась. К тому моменту, как я распахнула дверь, Василенко уже всё знала! Как и следовало ожидать, в курсе событий оказалась вся амбулатория: от госпожи Стоун до младших помощников.
