– Так что дальше? – проговорил Линсен осторожно.
– Дальше – ничего, – безжалостно проговорила я. – Мы с Сиил договорились уехать на квартиру, как только мне выплатят отпускное пособие. И ты избавишься от нас.
– Сирилла, постой, – глаза Линсена загорелись. Рука дёрнулась, опрокинув отвар. Ароматная дымящаяся жидкость расплескалась по скатерти и закапала на пол. – То есть, всё, что произошло между нами, для тебя ничего не значит? Моё признание, мои попытки оправдаться, моя помощь?
– Я благодарна тебе, – призналась я. – Мы потрясающе сработали вместе. И мне было хорошо с тобой. Слишком хорошо, чтобы поверить в то, что это реальность. Но пойми, мне не вырвать из себя эту боль и обиду. Она воскресает каждый раз, когда я вижу тебя, Линсен. Ты лгал, молчал, трусил, а страдала из-за этого Сиил. И я.
– У тебя тоже были ошибки, – Линсен выстрелил суровым взглядом исподлобья. – Ни к чему это отрицать. Мы не Покровители.
– Не волнуйся. Я никому не расскажу твоих тайн.
– Ты тоже меня пойми, – выдохнул Линсен, стиснув губы. – Просто пойми.
– Не понимаю, – подытожила я. – И это моё последнее слово.
***
Потом были допросы, длинные газетные статьи и сплетни, передаваемые из уст в уста. Были долгие часы в лазарете, рядом с Сиил и её детьми, волокита с оформлением документов и бесконечные походы по инстанциям. Слухи разлетелись по Девятому Холму моментально, и первое время нам не давали покоя. На улицах встречали косыми взглядами: то презрительными, то восхищёнными. Кто-то сочувствовал, кто-то поднимал на смех, кто-то упрекал. Во всей этой суете не оставалось времени на воспоминания и грусть, но это лишь радовало.
Дозорные так и не рассказали нам историю Уорта. Молчали о подробностях и газеты. С одной стороны, такой подход был нам в плюс: чем меньше люди узнают о том, что пришлось пережить Сиил и её детям, тем лучше. С другой – мне хотелось понять, почему он так поступил.
Нет, я не искала оправданий Уорту и не хотела давать ему шансы. Но я замечала, как грустит Сиил, вспоминая о нём, и какая ностальгия загорается в её глазах, когда я произношу его имя. Моя сестра испытывала к Уорту нечто большее, чем банальный страх жертвы перед палачом. Я боялась заговаривать с Сиил на эту тему, но подозревала, что она стыдится своих чувств. И меня раздирало жутковатое любопытство: чем он это заслужил?
Мне пришлось самой соткать правду из обрывков разговоров, статей и того, что рассказала Сиил.
Дозорный Уорт был счастливым человеком. Быстро продвигался по службе, числился на хорошем счету у начальства. Когда удача улыбается тебе, жить бы, да радоваться. Но прошлому Уорта и его благополучию суждено было рухнуть в одночасье. День, когда жена Уорта родила дочь, перечеркнул всё.
Возможно, Уорт не сказал бы и слова, если бы девочка родилась обычной, и с благоговением настоящего отца отдал бы за неё жизнь на седьмой день. Но девочка оказалась совершенно белой. Вдобавок она не могла дышать через нос и выглядела такой слабой, словно должна была вот-вот вернуться к Покровителям. Такой подлости от судьбы Уорт не ждал и не мог пожелать даже врагу.
Пребывая в шоке и испуге, Уорт спрятал Кейру и новорожденную дочь в подвал своего дома. Пытаясь спастись от неизбежного ритуала Посвящения, Уорт обыграл исчезновение жены, как бегство. Как дозорный он знал, что с делами беглецов особо не церемонятся, поэтому и разоблачения не боялся. Он вёл ту же жизнь, что и раньше, с единственным исключением: Кейре было запрещено показываться снаружи в светлое время суток, а дочери – и подавно.
Между тем, девочка росла. Вскоре стало ясно, что она слепа.
Уорт считал, что его жена и дочь ничем не обделены. По крайней мере, он никогда не слышал от них слов недовольства. Пока в один прекрасный день в его отсутствие они не попытались устроить пожар. Этот случай, скорее всего, закончился бы разоблачением, если бы Уорт не вернулся со службы раньше обычного. Пожар не состоялся, Кейра получила заслуженное наказание, а Уорт стал судорожно соображать, что делать дальше.
Так он и попал в гостиницу к Винченцо Морино. Арендовал оборудованный погреб и под покровом ночи перевёл туда жену и дочь. Договориться с хозяином гостиницы оказалось проще простого: достаточно было намекнуть на то, что Винченцо позволяет куртизанкам промышлять на своей территории. Уорт и Винченцо пришли к негласному соглашению: Винченцо никогда не заглядывал в погреб, что арендовал у него Уорт, а Уорт оперативно решал его проблемы с законом.
Но однажды Винченцо всё-таки нарушил договор. Он увидел дочь Джейсона. Он-то и рассказал ему про гатрэ и про то, что женщины с пятым Потоком – очень дорогой товар, успешно продающийся на Первый Холм. Тогда-то Уорт и загорелся идеей продать свою дочь, а заодно избавиться от обузы.
Найти нужные контакты оказалось несложно. Уорт, как влиятельный работник, имел связи и среди служителей дозора, и в преступном мире. Сделка состоялась, и Уорт получил на руки баснословную сумму. Её он в знак благодарности поделил с Винченцо Морино.
Небывалый успех затмил глаза Уорта. Подробно изучив вопрос о происхождении гатрэ и особенностях их магии, он решил развивать преступный бизнес. Уорт регулярно насиловал убитую горем Кейру в надежде, что она забеременеет, но ничего не получалось. Однажды Кейра, не выдержав жестокости и разлуки с дочерью, покончила жизнь самоубийством.
Мир Уорта снова рухнул. Но горевал он не о мёртвой жене. Мало ли того, что спрятать тело и вывезти его из подвала оказалось серьёзной проблемой, так и надежда на рождение новой гатрэ свелась к нулю. Тело разлагалось, пропитывая отвратительным запахом гостиницу. Дело Винченцо терпело серьёзные убытки, и он даже угрожал Уорту.
И тогда Уорт решился на расчётливый и хитрый шаг. Прошерстив личные дела жителей Девятого Холма, нашёл подходящих по дате рождения и возрасту близнецов и выбрал младшую. По счастливой случайности, Сиил оказалась похожа на его жену. Выкрасть Сиил Альтеррони не составило труда: нужно было лишь пообещать одному из пойманных заезжих воришек свободу за исполнение поручения. Дальше всё пошло, как по маслу. Мёртвую Кейру выдали за Сиил. А Сиил стала новой прародительницей для гатрэ.
В привычных для нас местах порой творятся страшные вещи. За стенами спален вершатся грязные дела, в шкафах прячутся скелеты, в подвалах томятся пленники. Но мы предпочитаем жить с закрытыми глазами и игнорировать очевидное, нежели признавать неприглядную истину. Мы верим, что кровь – это краска, а слёзы – это вода. Мы не слышим чужие крики. Не спешим протягивать нуждающимся руку помощи. Так ломаются судьбы и калечатся жизни.
Линсен говорил, что люди предпочитают жить с закрытыми глазами. И сам оказался одним из таких…
Эпилог
После боя
Сезон промчался, как пара недель. Аллеи загорелись ржавчиной и золотом, а небо выцвело и потухло. Зачастили дожди. Дни исчезали в веренице хлопот, как кусочки сладкого пирога. Лишь в моменты тоски и ностальгии минуты казались медленными и тягучими.
